Мир, в принципе, подождать может, а вот я уже жутко соскучился. Скидываю в прихожей верхнюю одежду, включаю чайник и отправляюсь будить свою спящую царевну.
– М-мм, ты холодный, – бормочет она, не открывая своих волшебных зеленых глаз, и переползает на меня. Утыкается носом в шею, смешно пыхтит, а через секунду замирает и всё-таки приподнимает свои пушистые реснички, – от тебя смолой пахнет. Вкусно.
Снова прижимается носом к коже за ухом, отчего мурашки по телу бегут и желание, естественное и крышесносное, на раз пробивает, отключая верхнюю голову и на всю катушку врубая нижнюю.
– Угу. Сюрприз тебе привез, – сиплю, облапывая мою прелесть.
Теплая, мягкая, нежная, доверчивая, такая родная, что дух захватывает. И в который раз кроет, что я мог ее упустить. Никогда ни с кем настолько не срастался, чтобы чувства на разрыв, эмоции, как искры, и каждый взгляд глаза в глаза, как прошивка высоковольтным напряжением.
– Сюрприз? – мурлычет, специально губами по коже ведет и горячим дыханием обжигает, ловя мой судорожный вздох.
– Да, маленькая, – хриплю, теснее прижимая к себе, – только или ты прямо сейчас выбираешься из постели и одеваешься, или я раздеваюсь и присоединяюсь к тебе.
Черт! Последняя идея мне нравится намного больше первой, и я мысленно уговариваю свою девочку выбрать именно ее. Внутри просыпается голодное животное, готовое вот-вот наброситься на желанную добычу, чтобы, действуя на одних инстинктах, подмять ее под собой, овладеть, показать, что моя.
Запрещаю. Не сегодня. Когда-нибудь потом мы попробуем и это. У нас будет еще много ночей и... дней.
Сейчас же хочу ее инициативы, чтобы сама подалась ко мне, потянулась, отозвалась.
– Оставайся, – выдыхает она и пальчиками под толстовку ныряет, ноготками по животу царапает, а я выть хочу, потому что еще чуть-чуть и наброшусь, как оголодавший маньяк.
Скидываю одежду за пару секунд, словно в армии опять, устраиваюсь в полусидящее положение и облокачиваюсь на подушки у изголовья кровати.
– Иди ко мне, – тяну ее ближе, стаскиваю футболку, которая сейчас жутко мешает, и сажаю сверху.
Чувствую, как мой каменный член упирается в ее горячее лоно, и зубами скриплю. Готов кончить прямо так, только от ощущений.
Нельзя. Не хочу ее пугать своим голодом, она и так еще стесняется, замирает, упирается мне ладошками в грудь, прикрывает лисьи глазки. Притягиваю ее ближе, целую плечи, белую шёлковую кожу, одновременно ласкаю грудь и прихожу в восторг, когда, ведомая желанием и моей лаской, она прогибается, вжимаясь сильнее.
Отзывчивая, честная, открытая, она моментально загорается, действует на инстинктах и просит еще.
– Хорошая моя, – шепчу ей на ушко, немного прикусывая мочку.
Веду ладонью по животу, поглаживаю, опускаю руку ниже, касаюсь горячих складочек, задеваю самую чувствительную точку. Потираю и пальцами врываюсь в лоно, чувствуя ее влажность и шелковистость.
Ерзает, поскуливает, пытается увернуться. Не позволяю, не выпускаю из своего плена. Хватаю за подбородок, целую вкусные губы. Маша медлит лишь секунду, а потом отзывается, впускает меня. И я срываюсь с цепи, подобно псу, которому разрешили все.
Целую, сплетая наши языки, и кайфую от того, как плывет ее взгляд. Пьяная моя девочка. Мной пьяная.
– Пожалуйста, – хнычет, виляя попой, а я балдею, как у нее ножки дрожат.
Дотягиваюсь губами до груди, целую, втягиваю соски в рот по очереди, заставляю их краснеть и превращаться в тугие камушки. Зарываюсь в волосы, сжимаю, тяну на себя, кусаю губы, глотая ее всхлипы, кайфую от того, как царапает мою грудь от нетерпения, как дрожит в моих руках, как ластится, как чувствует меня и мою жажду. Приподнимаю ее за бедра и в порыве резко насаживаю на себя.
– А-аах! – вскрикивает.
Черт! Это выходит не по плану – резко, грубо, глубоко, до потемнения в глазах. По ее телу прокатывается дрожь. Тяну на себя, целую нежно, чувственно, аккуратно, пытаюсь сгладить грубое вторжение.
– Двигайся сама, как хочешь, – шепчу и обхватываю ее талию, не помогаю, просто стискиваю пальцы, наблюдая, как колышется ее грудь, как приоткрываются губы, как порхают ресницы, когда она медленно и плавно покачивается.
В сексе я привык задавать темп и всё контролировать, и это мучительно, невыносимо, когда хочется рваться вперед, ускорятся, а нельзя. И я по-мазохистски кайфую от нашей чувственной ванили, скольжу по грани, плаваю на волнах нашем общей эйфории и мечтаю задержаться в этом состоянии подольше.
– Умница. Да, вот так, – упираюсь затылком в изголовье и закрываю глаза. – Откинься, прогнись, ножки шире, – немного корректирую позу и просовываю пальцы между ее губ. – Оближи.
Слушается мгновенно. Горячий рот обхватывает фаланги, игривый язычок исполняет хитрый танец, а я еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться.
Нет, сначала моя девочка.
Вынимаю пальцы и накрываю ими пульсирующий бугорок. Аккуратно поглаживаю чувствительное место, слегка, не доводя до финала, но вынуждая ускорять темп, ловить ритм, закатывать глаза и глотать воздух.
– Кончи для меня, сладкая, – голос пропадает, к чертям.
А Машка…
– Не могу, – чуть не плачет, и дергается, когда по животу рукой веду.
Страстная, до одури накаленная и беспомощная.
– Я помогу, – шепчу в искусанные губы и ловлю затуманенный взгляд.
Обхватываю ее бедра. Тяну на себя и вдалбливаюсь снизу. Резко, быстро, глубоко, жёстко. Как хочется мне. Впиваюсь в пухлый рот, слизываю стоны нашего общего безумия. Сердце истошно колотится, тело горит, пах болезненно сводит. Все так остро, чувственно, на грани…
Маша улетает первая, выгибается, стонет и содрогается, сжимая мой член спазмами оргазма. Я за ней, на последнем глубоком рывке.
Да! Черт подери, да!
Да! Да! Да!
Это мой космос, это моё всё, это то, отчего хочется жить и сворачивать горы. И я сейчас не о сексе, а об ощущении, что та, которую люблю, моя.
Маша падает мне на грудь, утыкается в шею и пытается отдышаться. Жарко. Мы мокрые от пота и дышим, как загнанные лошади, но это самые лучшие ощущения в моей жизни.
Зарываюсь в ее волосы, целую за ухом, в самой чувствительной точке, обнимаю крепче, еще ощущая дрожь по телу.
Мне мало.
Я хочу еще.
Любить ее по-разному.
Долго. Всегда. Всю жизнь.
Но ей нужна передышка, а значит, она ее получит.
– Хочешь завтрак? Я чайник нагрел, – произношу тихо, когда она чуть приподнимается и заглядывает мне в глаза.
Молчит секунду, а потом душу рвет признанием и крылья дарит, смущенно улыбаясь.
– Я все хочу, что с тобой связано.
Пи…дец плыву. Кажется, я только что попал в свой собственный рай.
– Девочка моя любимая, – легко целую в истерзанные губы и помогаю встать.
Наблюдаю, как немного пошатывается, и кайфую, потому что это удовольствие она получает от меня. И всегда будет получать, я всё ей дам, что ни попросит. Потому что она дарит не меньше – всю себя.
***
Кажется, я становлюсь охрененно улыбчивым мужиком, но по-другому не выходит. Впрочем, почему нет? Если я дома, и все это предназначается для одной-единственной девушки. Наблюдаю за деятельной Машей, радующейся сюрпризу, как ребенок, и насыщаюсь ее искренними эмоциями и умением находить прекрасное даже в мелочах.
Она украшает елку, наряжая ее игрушками, а я не могу не любоваться ей самой. Такая милая и домашняя в белом длинном свитере, то и дело съезжающем с одного плеча и смешных носках чуть выше колена.
– Сулик, как думаешь вот этот синий шар тут оставить или повыше перевесить? – поднимает руку вверх и оборачивается, пряча улыбку в уголках вкусных губ.
– Выше, – выдаю хрипло, залипая на кусочке обнажившейся попы. А свитер-то, оказывается, не такой длинный и очень симпатичный.
– Эй, ты куда смотришь? – чуть щурит зеленые глазки.
– На красоту, – говорю правду и кайфую, замечая румянец на ее щеках.
Уверен, даже через двадцать лет, она не изменится и будет также ярко реагировать на мои подначки, а я буду смотреть и завидовать самому себе.
