Сулейман очень удивился, когда десятого января, сразу после праздников, ему позвонил Саныч и порадовал, что по программе софинансирования его детище заняло третье место и получило грант на очень и очень приличную сумму, а в конце не преминул сдать меня с потрохами, заявив о моем участии на заседании декабрьской комиссии.
Господи, до сих пор щеки краснеют от смущения, когда я вспоминаю, как он меня за это благодарил. И благодарил. И благодарил еще. Это было… ух… как… хорошо! И жарко! И…
– А-ааа! – взвизгиваю, когда какой-то ненормальный с силой бьет меня по заду.
Пока делаю наклоны с гантелями, настолько растворяюсь в мыслях о любимом муже и сюрпризе, который его ждет, что не замечаю, как в зале появляется посторонний и подкрадывается со спины.
– Совсем ненормальный? – резко разворачиваюсь и повышаю голос, желая высказать идиоту, какой он придурок, и его шутки ни разу не смешные.
– Привет, Ма-шу-ля, – развязно тянет моё имя Рома Чернов, в ухмылке демонстрируя отколотый клык. – Давно не виделись.
Неторопливо скользит по мне сальным взглядом, не скрывая интереса, а я плечами от отвращения хочу передернуть. Противно и мерзко, будто не глазами ощупывает, а своими противными руками до тела дотрагивается.
Отступаю на шаг и убираю гантели на стойку, бросая мимолетный взгляд в сторону второго выхода, через который вышел Сулейман. Но там пусто, и дверь плотно прикрыта.
Становится не по себе. Я совершенно забыла про этого гадкого человека, когда-то решившего стать вершителем судеб, вычеркнула его из памяти, как мерзость, которая не должна меня больше касаться, но вот мы вновь сталкиваемся. И единственное, на что я надеюсь, это то, что мой муж скоро вернется.
Я не хочу общаться с этим типом и видеть его тоже не желаю.
– Чего молчишь? Онемела от радости встречи? – лыбится старый друг Султанова, а я только сейчас понимаю, что совершенно не в курсе их теперешних отношений.
На нашей свадьбе его не было, да и разговора о нём Сулейман не заводил. Либо знал, что я не оценю, либо они перестали общаться.
В любом случае…
– Спорткомплекс еще закрыт, тренировка начнется только в шесть вечера, – произношу ровно, но смотрю исподлобья, надеясь взглядом внушить незваному гостю, чтобы он свалил отсюда и поскорее.
– Для других закрыт, – раздраженно кидает Роман, и его неприятная улыбка становится похожей на оскал, обнажающий передние желтые зубы, – а для друга Султанов всегда открыт и свободен. Ясно, кукла?
Делает шаг вперед, а я пячусь. Мне неприятно его близкое нахождение и резкий запах туалетной воды, от которой подкатывает тошнота.
– А ты тут, кстати, сама чего забыла? В нерабочее время? Неужели три года назад тебя Сулик так хорошо отодрал, что теперь за добавкой бегаешь, пока никто не видит? – ржет урод. – Так за этот шикарный подгон можешь меня поблагодарить.
Сволочь!
Какая же он сволочь!
Перед глазами будто затмение случается. Действую на инстинктах, без участия мозга. Потому, лишь когда раздается довольно громкий хлесткий хлопок, понимаю, что я его ударила.
Хорошо ударила, судя по ярко-алому отпечатку на его охреневшей роже.
– Мерзавец! – выплевываю, глядя с ненавистью в его жуткие глаза, и тут же отступаю, боясь ответной реакции.
Боже мой, какая же я дура, нашла с кем силой мериться. Ругаю себя последними словами, когда этот ненормальный, придя в себя, дергается в мою сторону.
– Ты чего, ссучка, берега попутала?
Сжимаюсь, прикрываясь руками, и зажмуриваю глаза.
– Маша! Я сколько раз тебе говорил, как правильно наносить удар? Учу-учу, а ты всё равно бьешь, как девчонка, – раздается совсем рядом спокойный любимый голос.
Распахиваю глаза и тону в черных-пречерных сейчас омутах, где черти разжигают не просто костры, целые пожарища. Сулейман подходит близко-близко, взглядом-лазером осматривает за пару секунд с ног до головы, а затем кивает в сторону Чернова.
– Смотри еще раз, как правильно, – и прежде чем напугавший меня придурок понимает, что происходит, резким прямым ударом валит его с ног.
– С-сулик, – со всхлипом втягиваю воздух и только сейчас понимаю, как меня трясет, а руки ходуном ходят. – Я…
– Тш-шш, родная, всё хорошо, – произносит муж настолько пустым и безликим голосом, будто это не он, а робот разговаривает, и костяшками пальцем невесомо касается щеки. Замолкаю, не закончив фразы, и киваю. – Иди с Гордеем в кабинет и приготовь нам кофе. Я скоро присоединюсь.
Не успеваю возразить. Архипов обнимает меня за талию и тянет за собой. Не возражаю, лишь пару раз оборачиваюсь и смотрю на мужа, который присаживается на корточки перед так и неподнявшимся на ноги Черновым и что-то тихо ему говорит.
– Не волнуйся, Маш, – в отличие от меня Гордей спокоен, как удав, и даже будто доволен. – Сейчас Сулейман закроет свой гештальт и придет к тебе. Потерпи немного, ему это нужно.
– Что? – спрашиваю на автомате, потому что общий смысл фразы мне вполне понятен.
Мы входим в небольшое светлое помещение, которое ребята выделили под свои личные нужды и решение бумажных вопросов, и Гордей меня тут же отпускает. Сам же направляется к подоконнику, на котором стоит электрический чайник, и включает его.
– Твой муж искал этого муд*ка больше полугода, но тот слился в неизвестность. Даже родителям ни слова не сказал, где находится. А тут видишь, как удачненько, взял и сам нарисовался. Прямо, как подарок по случаю праздника, – Архипов буднично и без утайки рассказывает мне то, о чем я была ни в курсе.
– Ты знаешь, почему Сулейман его искал? – спрашиваю, ощущая озноб, пробегающий по позвоночнику.
Мне стыдно, что у прошлого, которое я так хотела похоронить, появляются новые свидетели. Будто меня вновь и вновь макают в грязь.
– Если ты думаешь, что твой муж мне хоть что-то рассказал, то сильно ошибаешься. Ни слова, Маш. Так что перестань прятать от меня глаза, иначе обижусь, – фыркает он, явно пытаясь разрядить обстановку, и вдруг ни с того ни с сего меняет тему. – Кстати, вас можно поздравить?
– С чем? – хмурюсь, пребывая мыслями в спортивном зале.
– С малышом. Сулик же не в курсе, что скоро станет папой?
– Нет, – отвечаю на автомате и резко распахиваю глаза. – А ты откуда? Я же только сегодня сама узнала…
– Просто внимание обратил, что ты не лицо руками закрывала, когда этот смертник к тебе рванул, а живот.
– Я не думала, – вновь вздрагиваю, вспоминая пережитый совсем недавно ужас, и, поджав ноги, забираюсь в самый угол дивана. – Оно само так получилось.
– Инстинкты, – уверенно кивает мужчина и улыбается. Тепло, что в его исполнении тоже бывает очень редко. Архипов, как и мой муж, не любит демонстрировать эмоции, но сейчас будто пускает ближе, приоткрывает дверь в круг избранных. – Маш, – Гордей вновь становится серьезным, – послушай совета, скажи Султанову о ребенке сейчас, а не когда-нибудь потом. Ему это пипец как поможет расслабиться. Поверь, так будет правильно.
Киваю и вздрагиваю, потому что дверь распахивается с такой силой, что того гляди, кого-нибудь зашибет.
– Пойду снаряды проверю, – хмыкает Архипов, ни к кому конкретно не обращаясь, и выходит, да его никто и не слушает.
Во все глаза гляжу на своего мужа, а в следующую секунду протягиваю руки и тут же оказываюсь в родных и любимых объятиях.
– Я так испугалась, – всхлипываю, прижимаюсь к нему сильно-сильно и носом в шею утыкаюсь, пытаясь надышаться обалденным, только ему принадлежащим мятно-древесным ароматом.
– Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Он же не успел до тебя дотронуться?
Сулейман садится на диван и устраивает меня на коленях лицом к лицу, оглаживает спину, плечи, лицо, будто глазам не доверяет и хочет убедиться тактильно.
– У… нас всё хорошо, – специально делаю паузу, чтобы муж обратил внимание на местоимение, и в беспокойные черные омуты заглядываю, где по-прежнему бушует ураган.
Архипов прав, Сулеймана штормит и жестко кроет, и ему очень нужно на что-то переключиться, чтобы успокоиться.
