кряхтеть, сопротивляться.
— Вот так вот вы с ним обычно играете? — хрипло, надсадно смеется Денис.
— Прекрати! Остановись! — кричу срывающимся голосом.
А его рука уже отодвинули полоску трусов, и я чувствую, как палец входит в меня. Кручусь агрессивнее, пытаясь вырваться. Он вдруг отпускает мои запястья, но вместо этого резко надавливает на затылок, вжимая меня в стол до боли. Его рука обхватывает мою шею так крепко и болезненно, что из груди вырывается стон.
— Денис… Денис… — то шепчу, то хриплю я.
— Тебе так нравится, да? — лихорадочно говорит мой муж.
— Нет! Нет, Денис! Не так! — кричу в надежде, что услышит, поймет.
А в следующую секунду чувствую, как он резко входит в меня, разрывая до боли. Я сухая, абсолютно сухая и не готовая для него. Он хрипло стонет, а я вдруг чувствую себя так, будто из моего тела выкачали все силы. Денис продолжает таранить меня, более резко и агрессивно, чем обычно, удерживая крепко за шею. Слезы текут по моим щекам, я ломаю ногти об стол, беззвучно кричу и уже не пытаюсь сопротивляться.
Где-то на краю сознания я думаю “заслужила”. А другая часть меня умирает, медленно умирает в руках моего мужа.
Не знаю почему, но происходящее я воспринимаю мозгом как самое настоящее насилие. Хотя Денис прав, и Тимур часто брал также жестко, игнорируя сопротивление. Но когда Старцев входил в меня, я всегда была возбуждена, а когда начинал двигаться во мне, я ощущала наслаждение. Сейчас же я чувствовала лишь боль. Внутри я немного увлажнилась, естественная физиологическая реакция, но все равно недостаточно. Все еще слишком сухо, а я чересчур зажата и напряжена. Мне не нравилось, мне не было приятно. А Денис, будто ничего не замечая, не обращая ни на что внимание, продолжал входить и выходить, глухо хрипя.
Не знаю, сколько все длилось. Мне казалось, что слишком долго. Денис был пьян, поэтому дольше, чем обычно, не мог кончить. В какой-то момент он отпустил мою шею, зато начал выкручивать соски — то один, то другой. Но мое тело не откликалось. Оно будто одеревенело. И это было так странно. Почему мое тело всегда признавало Тимура Старцева, даже когда он был груб, но совершенно иначе реагировало на мужа?
Я почувствовала, наконец, как Денис выходит, хрипло стонет, и изливается мне на бедра горячей спермой. Продолжала лежать еще долгие секунды, не ощущая в себе сил встать и взглянуть на мужа. На которого, кажется, я никогда не смогу смотреть как прежде.
Внутри было так пусто и темно. Я ничего не чувствовала. Лишь отстраненно понимала и осознавала все произошедшее.
Я услышала звон стекла.
— На, выпей, — рядом со мной появился бокал, наполненный янтарным напитком.
Я, наконец, выпрямилась. Взяла виски и выпила залпом, чувствуя, как обжигающая жидкость опускается тяжестью в животе.
Перед взглядом экран ноутбука, и я, сладко спящая, в объятиях Тимура. Я лежу на его плече, он не спит, смотрит в потолок и перебирает одной рукой мои пряди. Потом вдруг целует меня в лоб и поворачивает мое лицо так, чтобы видеть его перед собой. И внимательно рассматривает, продолжая перебирать мои волосы.
Я обхожу стол и иду на выход из кабинета мужа, не желая ни видеть его, ни разговаривать с ним.
Я сидела в душевой кабине, на полу. Сверху градом сыпались горячие капли. Я плакала, а может быть, и нет. Слезы смешивались с водой и исчезали. Я прижала колени к груди, обняла себя и невидящим взглядом смотрела в пространство.
Не знала, что делать дальше. Не понимала, что будет теперь. Но точно могла сказать — мое отношение к мужу изменилось. Пока не знаю, насколько сильно и что конкретно поменялось. Сейчас я не готова была его ни слышать, ни видеть.
Внутри сидел червь, который говорил “заслужила”, “сама виновата”. И я его слушала, верила ему. Он был слишком убедителен и давил на наболевшую мозоль.
Прошло полчаса или час после… того, что произошло между мной и Денисом, а я все еще не могла прийти в себя. Наверное, я до последнего не верила, что это происходит. Даже, когда уже все происходило, мне казалось, это, скорее, дурным сном. Слишком это было не похоже на моего мужа.
Но боль и злость меняют людей. Калечат, высасывая все человечное и привычное. Я не знала, было ли это минутное сумасшествие, или мой муж действительно способен на подобное, а я просто никогда раньше не видела его с такой стороны.
А может… он уже все осознал? Понял, что натворил, и вот сейчас будет просить прощения за свою несдержанность, грубость? Ведь это мой Денис… педант, консерватор, моралист. В его жизни должно быть все предельно правильно. И разве он, тот, кто постоянно меня оберегал и носил на руках, может быть сейчас так суров и жесток?
Да, наверное, ему просто сорвало крышу… от ревности, злости, боли. Но он поймет, уже понял, что погорячился.
Мы поговорим. Я признаюсь, что заслужила его гнев. Он — что тоже теперь передо мной виноват. И может, так всем даже будет проще? Он выместил свою злость на мне и сейчас, возможно, ярость уже не так будет его убивать и сжигать?
Еще через полчаса я вышла, наконец, из душа, зашла в спальню, кутаясь в махровый халат. И удивленно посмотрела на разбросанные вещи. Мои вещи. Они валялись на полу, на кровати, везде. А еще на кровати лежал чемодан, в котором в беспорядке были скинута моя одежда.
Я перевела взгляд на мужа, который сидел в кресле и курил. Удивленно нахмурилась. Денис никогда не курил. А сейчас он, находясь в спальне, не сводя с меня взгляда, глубоко затянулся.
— Ты сошел с ума? — тихо прошептала я.
Он зло усмехнулся.
— Да, свихнулся. И ты тому виной.
— Динь…
— Нет, я не хочу тебя слушать. Послушай лучше ты меня.
Он резко затушил сигарету в стакане с виски, который стоял на столике рядом. Встал и подошел ко мне, остановившись в нескольких шагах.
— Я бы хотел тебя простить, правда. Забыть и жить дальше. Я думал… я надеялся, что смогу… но не могу… — его голос больше не звучал зло, а скорее, безразлично. Будто он бездушный палач, зачитывающий приговор.
Я молча смотрела на мужа, чувствуя внутри разрастающуюся дыру.
— Уходи, Саш, — спокойно сказал Денис, смотря на меня.
Я молчала, разглядывая уставшее лицо мужа, сжатые губы и холодные глаза. Он все решил. Я знала этот