в своей квартире. Если вы сейчас же не уйдете, вернув мне ключи, я позвоню в пункт охраны или вовсе полицию. Решайте быстрее.
Я достала из кармана халата телефон, а вторую руку протянула за ключами. Римма Павловна сомневалась еще добрую минуту, а затем положила массивную связку мне в ладонь.
— Я этого так не оставлю, — наконец сказала она. — Я расскажу об этом своему сыну.
— Удачи, — помахала я рукой на прощание.
Заперла за свекровью, подумав, что замки нужно будет поменять, мало ли у кого есть еще ключи, а еще предупредить охрану. Глубоко вздохнула и прошла на кухню. Налила себе чай, села в кресло и погладила живот.
— Все хорошо, — сказала я животу. — Не обижайтесь на свою бабушку. Она имеет полное право не любить меня, но в вас она души чаять не будет, я уверена.
Аню вернули в клинику к концу осени. Младенцы развивались хорошо, мы регулярно проверяли их состояние. Причина была в другом. Очередной приёму врача выявил новую проблему — начала стремительно укорачиваться шейка матки.
— Нехорошо, — покачала головой Вера Викторовна. — Не так не хорошо, чтобы паниковать, но все же подстраховаться не помешает. Утром жду вас с вещами, палату подготовят.
— Это говорит о том, что роды скоро начнутся? — с тревогой спросила Аня. — И что делать, если они начнутся?
— Принимать, — привычно улыбнулась наш врач. — У нас прекрасная команда, роды мы примем. Оба ваших малыша уверенно перешагнули за килограмм веса и точно жизнеспособны. Но мы постараемся дотянуть до двух килограмм, родим богатырей.
После той брачной ночи Анька, как-то незаметно переехала в мою спальню, чему я только рад был. Эта ночь — последняя перед госпитализацией. Я неожиданно для себя привык к постоянному присутствию Ани рядом. С Женей все было иначе. Мы и поженились потому что наш брак был выгоден и рационален. В браке особо друг другу не мешали, сосуществуя где-то параллельно. Потом жил один. И наверное, только сейчас понял, каково быть женатым по настоящему. Я любил Аню, остро чувствовал ее присутствие рядом и от мысли, что теперь на несколько недель один остался, становилось грустно.
— Все, теперь я вернусь домой уже с детьми, — сказала Анька в темноту.
— Веселая начнётся жизнь, — поддакнул я. — По поводу няни не надумала?
— Сколько смогу, буду справляться сама. А там дальше решим.
И уснула. Я слушал ее дыхание. Положил руку на живот — спят тоже. Как-то обидно даже, могли бы и попрощаться. Утром еще потрогаю живот, сонно подумал я и уснул тоже. А утром торопливо пили кофе, упакованные сумки уже ждали возле дверей.
— Все хорошо будет? — вдруг испуганно спросила Аня.
— Обязательно будет, — кивнул я. — Иначе не может, мы столько старались.
Я оставил её в клинике и уехал в офис. Вечером вернулся. Мы завели настоящую семейную традицию — смотреть вместе сериал. Я приезжал, мы запускали очередную серию и сидели рядышком в полумраке палаты. Я не столько наблюдал за развитием сюжета, сколько наслаждался близостью жены.
— Без меня ни одной серии не смотреть, — строго велела она.
Хотя сама была поймана за тем, что втихаря вчера смотрела следующую серию. Коварная. Я нашел ее руку и сжал тонкие холодные пальцы. Анька все еще была худой, но за время пребывания дома все же немного округлилась.
— Так хотелось бы самой их родить, — шепнула она мне. — Как положено, в муках.
— По моему ты уже достаточно намучилась.
— Ты пойдёшь со мной на роды? Женщины рожают тысячи лет, а мне... Страшно.
— Пойду, я уже и анализы сдал, — поцеловал я ее в лоб. — Первым увижу пол детей и буду дразниться.
— А я и так знаю, — хмыкнула Анька.
— И кто же?
— Мальчишки.
Я покосился на жену с подозрением.
— Выспросила на УЗИ и мне не сказала?
— Нет. Просто знаю.
Как Анька легла в больницу, сразу активизировалась мать. Я уставал. Работы, как назло, было валом, и ни отложить ее, не отодвинуть, кровь из носу до нового года нужно было закончить. Раньше я просто торчал бы в офисе до ночи, но теперь меня ждал сериал в больничной палате. Домой возвращался уже в потёмках, принимал душ и снова садился за компьютер. А тут — мама. За неделю явилась в гости трижды, раньше мы бывало, месяцами не виделись и жили вполне счастливо.
— Мама, — устало поздоровался я. — Я только работать сел, а тут вставать, идти открывать.
— Если бы не твоя жена, я бы открыла дверь своими ключами и вошла.
— Не вошла бы. Мы замки сменили.
— Да уж... Этой палец в рот не клади.
Я пошел ставить чайник — сыновний долг требовалось отбывать.
— Аня и слова плохого про тебя не сказала. Это тебя злословить тянет.
— И о чем вы с ней беседуете?
— О жизни. О нас. О детях.
Хотя именно с Аней я понял, что разговор, как способ времяпровождения, особой роли не играет. С Аней все было интересно. И спорить взахлеб о цвете коляски, и о социальной программе для пенсионеров в комбинате, а то и просто молчать. Невозможно приятное чувство ее близости компенсировало почти все и в особых приправах не нуждалось.
— Дети... Ты же понимаешь, что они не твои?
— Мама, я об этом уже давно не думаю. Ты единственная мне этим тычешь. Отцу и тому неважно. Я их принял, как принял и полюбил их мать.
— Ты мог бы еще попытаться завести своих детей.
— Хватит. Мама, если ты любишь меня, ты должна пусть не полюбить, но хотя бы принять Аню. Я не переменю своего решения.
Мама недовольно поджала губы.
— Ты всегда был так упрям... Я не могу этого обещать.
— Хотя бы попытайся.
Я приобнял маму на прощание. Такая маленькая, диву даюсь, как родила такого огромного меня. Мне мама даже в детстве маленькой казалась.
В середине декабря я ехал по привычному маршруту — из офиса в клинику. Заехал в бургерную — Аньке хотелось чего-то вредного. Купил и газировки. В палате она включила сериал, сама зашелестела бумагой, разворачивая бургер. Надкусила и застонала от удовольствия. У меня даже тестостерон подпрыгнул.