в который раз убедился, что люблю ее. Просто даже вот не за претензию, насчет моего отъезда, а это такое женское «А я?»
– А ты, любимая, прими ванную, но себя не трогай, сегодня этим заниматься буду только я. И еще… Закажи клубнику в номер.
– М, – разулыбалась она. – Сегодня будут новые эксперименты?
– Тебе понравится, – целую ее, а Платон уже за спиной.
– Ну долго там? Моя жизнь на волоске висит.
Я прощаюсь с Настей, и мы с Платоном спускаемся на первый этаж, чтобы поймать такси и поехать к его отцу. Тот жил в современном жилом комплексе, но построенном лет двадцать назад.
Борис открыл дверь недовольный, в одних пижамных штанах.
– Вы время видели, молокососы. От тебя несет, как от городской пивной.
– Мам, – проходит Платон внутрь и из комнаты выплывает Нина. Почему-то хочется улыбаться, потому что если женщина в свои шестьдесят торопится завязать халат, то все у Бориса Александровича хорошо. А значит мне еще можно не волноваться лет двадцать о том, что Настя будет неудовлетворена. – Ну хоть ты ему скажи.
– Я лишь могу пригласить вас за стол, выпить чай. Здравствуйте, Николас.
– Приветствую, Нина.
– Мне нужен не чай, а свобода.
– Ты уже с этой своей свободой ебанулся. Совсем берега потерял. Нужно нести ответственность за все.
– Да ты вообще людей убивал и ничего тебе не было, – заорал Платон, а Борис замахнулся, но Нина выступила вперед.
– Это ты из него сосунка воспитала.
– Он не сосунок. Просто не знает, что такое ответственность. Все-таки налью вам чаю.
Мы садимся за стол, и Платон как можно дальше от отца, который так и стремится ему по затылку дать.
– Мало я тебя порол.
– Достаточно, мне кажется, – улыбается Нина.
– Иди спать, я скоро приду, – она уходит, а Борис провожает ее взглядом, словно боится из виду упустить, а потом на сына поворачивается. – Ты зачем Фогеля привел. Считаешь я от его красоты расстаю. Стану мягким и пушистым.
– Ага, мягким и пушистым медведем. Ты чего от меня хочешь? Я возьму управление заводом, когда придет время.
– Ты сделал этой бабе ребенка?
– Ну… Я. Мы в каком веке живем. Это не повод в петлю лезть.
– Это повод задуматься, как ты живешь. Ты имеешь все, все. А сам ничего не сделал.
– А зачем мне что-то делать – завод работает как часы. Я тебе сейчас прямо могу рассказать все принципы работы. Да я сам там у станка стою каждое лето с восьми лет, как обычный работяга. И ты снова меня туда хочешь запереть.
– Я хочу, чтобы у тебя появилось, хотя бы понимание, что нужно нести ответственность. Ты станешь отцом.
– Ну и буду отцом. А она то мне зачем.
– Она его мать. А ты ничего больше не умеешь, даже отучиться на управленца не смог. Сам знаешь, не умеешь ничего, создаешь семью.
– Как это не отучился. Я почти закончил!
– Что ты там закончил? Я за тебя отучился, вливая деньги в университет, чтобы у тебя диплом хоть был.
– Хочешь сказать я без тебя вообще ничего не могу?
– Не можешь.
– И отучиться не могу.
– Не можешь.
– Слушайте, – приходит мне в голову идея. Мой возглас их хоть охладил, а то они бы сейчас сцепились. – Есть прекрасная идея. Борис…
– Ну?
– Вы ведь просто хотите преподать сыну урок, и по сути не имеете желания делать его заложником уже взрослой, не слишком невинной особы, верно?
– Допустим.
– А если, Платон докажет, что может нести ответственность за свои поступки и допустим закончит вуз без вашей помощи? – внизу меня пинает Платон. Для него это не самый интересный вариант, но как по мне единственный. – И если он справится, то станет отцом, а не мужем.
Борис вдруг захохотал, да так громогласно, что прибежала Нина. Он тут же поднялся и к ней пошел.
– Ну ты и юморист. Но знаешь что, я согласен. У этого щенка есть время до конца мая. Если он получит диплом сам, не разу не попросив моей помощи, то так и быть, я готов уступить.
Борис уходит, а я с улыбкой поворачиваюсь к Платону.
– Ну что? Как я тебе помог?
– Заебись. Век не забуду. Осталось вспомнить, где находится вуз и как выглядят преподаватели, которые вообще меня в глаза не видели, а так да. Очень помог. Пойду спать. Завтра мне похоже нужно снова учиться держать в руках ручку.
– А это полезно, – говорю ему вслед. Для подписания важных договоров.
В итоге я остался на кухне один, допил чай и поехал к Насте. Она уже спала, раскинувшись на кровати, в одной моей рубашке. И я вдруг понял, что это не вызывает раздражение. Она и моя рубашка идеальное сочетание. На прикроватной тумбочке стояла чаша с клубникой, и я взял одну, надкусил и стал чертить розовые полоски на ее ногах, подниматься выше, к плоскому животику, к соскам, что соблазнительно заострились. Я провел по ним влажной клубников и Настя задрожала и улыбнулась. Открыла и глаза.
– Ты забыл еще одно место.
Я тут же скинул рубашку, взял еще клубнику, а Настя медленно и соблазнительно развела ножки в стороны. Я провел кончиком ягоды между ног, собирая влагу и тут же поднял к губам, надкусывая. Потом уже влажныым фруктом провел вдоль половых губ, задевая клитор. Снова и снова, пока киска не стала розово красной.
– Теперь ты сладкая, как ягодка.
– Ну так съешь меня, – шепчет моя нимфа и поднимаается, чтобы поцеловать, но я лишь коротко касаюсь ее губами, потому чо меня манят другие. И я удобно ложусь, чтобы начать стирать рисунок, активно работая языком, тут же слушая самую красивую музыку, женских стонов. И не дождавшись финального аккорда, я расстегнул ширинку и поднялся выше. Приставил головку ко входу, а Настя сделала остальное сама. Обвила мои бока ногами и толкнула свои бедра, насаживаясь на колом стоящий член.
– Я люблю тебя, – шепнула она, целуя меня, а я в ответ лишь смог произнести Люблю, потому что думать это последнее, что я сейчас мог делать, только двигаться в такт биения своего сердца. В такт с моей женой.
