полузадушенную женщину врача. Уже и не до родов было. Пришлось наследнику титула самому карабкаться к свободе.
А наш наследник тоже, кажется, очень спешит познакомиться, так что, прихватив свой уже давно подготовленный чемоданчик для поездки в родильный дом, пошла на улицу.
— Яровая Вероника, а куда это мы лыжи навострили без мужа?! — донёсся до меня гневный оклик из дома на весь двор, и это в два часа ночи.
Хорошо, что именно сегодня Лика с бабушкой уехали на два дня в гости к её подруге, у которой тоже гостила внучка. Хотя бы её не коснётся тирания нашего любимого агрессора, когда тот входит в фазу гиперопеки.
— Да какие тут лыжи, Яровой, ты мне сразу коньки тащи. Если сейчас покататься не успею, то хоть будет чего отбросить.
Про отбросить, конечно, пошутила, а вот насчёт коньков ни капли, ибо декабрь на редкость бесснежный, но зато с гололёдом, что надо.
— Ники, что за чёрный юмор в такой момент? — теперь гневный взгляд голубых глаз буквально во мне дыру прожигал.
Закатила глаза, схватилась за спину и громко ойкнула. Захар в секунды забыл, что сердился. Нацепив на лицо маску решимости, ринулся к машине, зацепив и меня с чемоданом по пути.
Ехали быстро и молча.
— Зар, ну ты чего такая бука?
— Волнуюсь.
— А я тут при чём? Между прочим, меня надо отвлекать от предстоящих мучений. Помнишь, нам на курсе молодых родителей вещали.
— А меня кто будет отвлекать? Ванилька, заканчивай балаган.
Поморщилась от нового приступа боли и легла на всю длину заднего сиденья.
— Плохо?
— Хорошо мне, Яровой! Хорошо. Рули спокойно.
А сама обдумывала, как бы избавиться от столь нервного папочки в родильном зале. Уверена, что буду вести себя плохо, а это доконает тонкую психику мужа.
— Зар, так клубники хочется. Может, привезёшь?
— А рожать?
— Ну, ты ещё три раза успеешь вернуться к главному процессу. Помнишь, нам говорили, как долго идут первые роды. А мне так сильно хочется, аж слюней полный рот. Если не веришь, то могу тебя обслюнявить.
Мужчина бросил подозрительный взгляд на меня через плечо, но я всем телом излучала искренность помыслов.
— Хорошо, но без меня сына не рожать!
— Как скажешь, дорогой.
В больнице нас ждали, немного потусовались в приёмной и сразу в родильную палату. Так что, как только Яровой, скрипя зубами, покинул мою палату, чтобы исполнить мою прихоть, схватила лацкан белоснежного халата моего врача.
— Марина Ивановна, если не хотите, чтобы вас ещё раз придушили, то советую максимально ускориться. ОНО вернётся, — кивнула головой в сторону дверей, через которые вышел мой ненаглядный.
— Сколько у нас времени?
Быстро прикинула расстояние и способность Ярового гонять даже через пробки, а тут вообще ночь, все дороги свободны.
— Думаю, часа три, максимум четыре.
— Придётся постараться! — вздохнула женщина, но явно воодушевилась.
И мы … успели. Яровой, наряженный в медицинский халат и шапочку, влетел в палату аккурат за минуту до первого крика сына.
На радостях, что всё закончилось, даже отрубилась на минуту другую. Устала как лошадь и жутко хотелось спать, так что решила передохнуть, пока малышом занимались медики.
— Ванилька, если сейчас не откроешь глаза, я тебя сам придушу!
Вот так всегда! С этим телохранителем никакой романтики.
— Зар, я тебе детей больше рожать не стану. Сам будешь. Никакой благодарности, — пробурчала, с трудом поднимая тяжёлые веки.
Муж склонился надо мной, а его глаза — два океана тревоги.
— Напугала меня. Не делай так больше, — прошептал мне, упираясь своим лбом в мой.
— Мне больше не спать? — уточнила, не понимая, чего от меня хотят.
— Не теряй больше сознание, — поправил меня, и ласковый поцелуй коснулся моих сухих искусанных губ.
Я?! Потеряла?! Но мысль растворилась в следующих словах мужа.
— Люблю тебя, Ванилька, но за то, что обманным путём избавилась от меня, надаю по попе.
От его горячего «люблю» у меня разом вся боль в теле прошла, даже включая усталость. Жар затопил душу по самые уши и щёки.
— То есть, Зар, чтобы ещё раз услышать от тебя признание в любви, мне придётся снова пройти родовые муки? — снова старательно спрятала свою эйфорию за любимым сарказмом.
Но в голубых глазах напротив, кроме нежности, смешинки, что видят меня насквозь.
— Ники, а ты, смотрю, слышишь только то, самой хочется? А насчёт наказания всё мимо ушей?
Он тоже смущён, напряжён, но глаз не отвёл. Доверие открыто нам до сих пор обоим даётся нелегко, но мы учимся. Практикуем.
— Конечно! Мне тут муж впервые в любви решил признаться, а ты про какие-то детские наказания лепечешь. Да пожалуйста, я даже сама юбку подниму и стринги кружевные приодену.
Ярового отпустило, и лёгкая улыбка осветила серьёзное лицо.
— Господи, Ванилька, с тобой я точно раньше времени поседею, — тихо шепчет, оставляя короткие поцелуи на моём лице.
— Да это не страшно, волосы можно покрасить. Главное, не полысеть, тут уже сложнее.
Он фыркнул от плохо сдерживаемого смеха возле моего уха, вызывая толпу мурашек по телу.
— Спасибо за сына, Ванилька! И да, люблю. Давно. Наверное, с первой встречи.
Теперь я ухмыльнулась. Кажется, сегодня мы окончательно перешли точку невозврата.
— Это почему ещё наверное? А? Яровой?
— Наверное, так как в то утро, когда твоя шикарная попка слиняла из отеля, я хотел тебя любить всего лишь чуть-чуть сильнее, чем прибить. И вообще, ты всегда вызываешь чувства, плохо поддающиеся контролю.
Моя моська расплылась в довольной улыбке, и я счастливо выдохнула.
— Ну, Панталонович, это я умею и регулярно практикую. Смирись, любимый.
Он улыбнулся широко, как если бы это сделал аллигатор по версии графа, ну а мне нравилось. Не видела, в отличие от Третьякова, улыбающегося крокодила, а вот искренняя улыбка моего мужа меня восхищала.
— Мамочка, сына кормить будем? — неожиданно включилась в нашу милую беседу, кажется, неонатолог, которая тоже присутствовала на родах.
— Естественно, как это наш Денис Захарович останется без завтрака, — оптимистично протянула руки, пытаясь за бравадой скрыть свою растерянность.
Вдруг не получится? Как вообще правильно?! Разом все уроки с курсов оказались позабыты.
В руки вложили попискивающий кулёк, а я дрожащими пальцами направила грудь к уже крутящемуся в поисках еды ротику. Дальше всё сложилось само. Чудеса, да и только!
— Значит, всё-таки любимый, — устроившись рядом с нами, Яровой по очереди осмотрел меня с сыном.
В первую минуту запуталась в ходе его вроде как продолжающегося рассуждения. Теперь, когда все покинули палату, не нужно было шептаться и скрывать эмоции, поэтому расслабилась.
Откинулась на высокую спинку моей так называемой родильной кровати и с трудом
