Она вытащила пакет с прокладкой из сумочки на плече:
— Вот, возьмите, здесь ваши фотографии и дневник.
Алекс в эйфории запала на документы и газон.
Аполлон, который не ожидал такого нападения, может быть, потому, что валялся на спине и потерял бдительность, тоже плюхнулся на зеленую лужайку, после чего оскорбленно удалился.
Алекс проверила документацию на наличие и сохранность и кивнула.
Мне часто приписывают гипнотичность взгляда, особенно если не слишком много выпью «Ферне Бланка». Именно этим взглядом я и пригвоздила курносиху. Она его не выдержала.
— Госпожа Дромбовски имеет обыкновение разбрасывать свои документы. Когда я занесла ей домой предложения по высвобождению рабочей силы… Семь недель назад… Во время ее летней инфлюэнцы… На комоде в спальне… Там они и лежали… — Голос Хельги Хальбингер звучал непримиримо.
Ага! Ничего себе, теперь вина перекладывается на жертву, из-за того что она неправильно охраняла от воров свою собственность.
— Но почему? Почему, почему?! — простонала Алекс. Что-то в ее голосе не слышалось понимания и сочувствия. — За что?! Что я вам сделала?
— Что вы мне сделали? И вы еще спрашиваете? — Курносая в своей короткой, до пупа, кожаной жилетке и мини-юбке жутко мерзла, между делом начав синеть. — Да вы со мной обращались, как с секретаршей! И как, думаете, я при этом себя чувствовала?!
Алекс вытянула губы, но ничего не сказала.
— Конечно, я только и ждала момента, чтобы вам отомстить, как только представится возможность. Разумеется, деньги мне не нужны, я только хотела выставить вас в дурном свете.
«Вот это да… Ничего себе!.»
Не уверена, что я это подумала, а не произнесла вслух. По крайней мере Алекс ткнула меня в бок.
— Просто вы мне завидовали, — не могла остановить поток слов курносая, — потому что меня уважают коллеги, а вас — нет. Потому что я пользуюсь большим успехом у мужчин. А у вас даже и парня нет! — с триумфом закончила Хельга свою речь.
И в этот момент к нам подошел Джерри, распахнув свою гавайку, поскребывая волосатую грудь и громко пукая.
— Ба! Это просто необходимо выпустить! — прогорланил Джерри. — Девочки, одни? На холоде? Вас не согреть?
Алекс протянула Хельге руку:
— Итак, квиты, о'кей?
— О'кей!
Курносая собралась удалиться на своих ходулях, но я остановила ее вопросом, который вертелся у меня на языке:
— А как давно вы знакомы с Виктором?
Она оглянулась и посмотрела на свои часы:
— Уже три часа. Сегодня наше первое свидание. Мы познакомились по объявлению. Скажите, круто! Он настоящий супермен! — Она одернула джинсовый лоскут, который исполнял роль юбки. — А как он целуется! Представить себе не можете!
Я могла.
А потом пошла в ванную и почистила зубы.
12.11, 2 ч. 51 мин.
В году четыреста пятидесятом по Рождеству Господню гунны огнем и мечом и насилием прошлись по Европе. Постфактум хочу дать им отпускную. По сравнению с нашими гостями орды под предводительством Аттилы были безобидными марионетками в переносном ящике.
Они обожрали нас до корней волос, обезобразили наши картины, осквернили супружеское ложе. И за все это их нельзя прирезать. Что ни говорите, а Средние века имели все-таки свои стороны…
Около двух ночи мы выставили последних гостей за порог. Джерри отнес вдрызг упившуюся Алекс на свою половину. Конни и Фабиола Симоне уехали с комиссаром. Мэрен и криминалист с марлевой маской на лице — которая стала с ним одним целым (этот тип, даже целуясь, не снимал ее!), — отправились рачьим шагом в ее гнездышко, а долговязый Наполеон долго тряс мою руку и на прощание подарил мне брошюру «Здоровая пища — выход из ядовитой западни для домохозяйки».
Наши родители уже где-то в полночь выбросили белый флаг. Но перед этим Шанталь и моя мать быстренько перемыли посуду и прибрались на скорую руку. Так чисто в нашей халабуде еще никогда не было!
И вот наконец мы с Урсом лежали в постели, усталые, но счастливые.
На стороне Урса белье было влажным и клейким — только не спрашивайте почему, — и мы расположились на моей стороне футона. Я снизу, он сверху. Не волнуйтесь, никакой грязной сексуальной сцены не будет — для этого я слишком утомилась.
— Спасибо за коллекционную камеру, — проворковал Урс и поцеловал меня в кончик носа.
— Угу-м, — устало пробормотала я.
— Но ведь она страшно дорогая. Ты заложила за нее семейные драгоценности?
Я хотела улыбнуться на шутку, но мои лицевые мускулы перенапряглись.
— Скажи честно, что ты за нее отдала?
— Продала душу дьяволу.
Урс покусал мою мочку:
— Ну, это не страшно.
Я попробовала сопротивляться:
— Отстань, — но это прозвучало скорее как мурлыканье, чем как приказ.
Урс прикусил сильнее:
— У нас еще остались салями-кондомы?
По всему было видно, что Урс сохранил гораздо больше запала, чем я. Он мог спокойно разыгрывать «Историю мистера О», ради бога. Меня же манил в свои объятия Морфей.
Урс пошарил рукой по моей тумбочке, потом выдвинул ящик.
Что-то во мне, какое-то дурное предчувствие, вроде бы и попыталось крикнуть: «Осторожно'. Берегись! Промедление опасно!», но мои члены налились тяжестью, веки были еще тяжелее, а мой и без того слабый умишко уже погрузился в глубокую дрему.
— Что это такое? — Урс привстал в постели. «Как я воспитываю моего щенка. Настольная книга для детей от пяти до десяти лет».
Раз! И сна у меня ни в одном глазу.
— Дай сюда! — Я попыталась вырвать у него книжку. Ошибочная тактика.
— Хочешь, чтобы мы завели собаку? — Урс повернулся ко мне спиной и принялся листать изрядно потрепанное пособие. — Но ведь уже есть Зевс и Аполлон. Чистые страшилища! Отпугивают прекрасно.
— Э… но они плохо воспитаны. Именно поэтому…
— Смотри-ка, здесь еще и дарственная надпись!
— Урс, сокровище мое, может, лучше займемся чем- нибудь другим вместо чтения? — соблазнительно заворковала я.
Недостаточно соблазнительно.
— «Моей любимой внучке. Чтобы ты могла воспитать из твоего будущего мужчины блестящего мужа! Твоя бабушка Нёлле».
В спальне стало тихо.
— Когда ты говорила «Не надо, оставь это», ты руководствовалась советами из этой книжки?
Я скатилась с футона и влезла в свой «эпонж»-пеньюар:
— Знаешь, надо срочно пропылесосить ковер. А то грязь въестся, и завтра его уже будет не отчистить.
— У нас нет ковра, только голый паркет! — Урс перевернул следующую страницу. — «Кобель в стае забывает о хороших манерах, становится несносным и неуправляемым», — прочитал он вслух.
