что приду, если он покричит…А сама закусываю и без того припухшую губу – накануне Ильяс выторговал у меня один поцелуй.
Выторговал один, а получил… получил много, и никакая гигиеническая помада меня не спасает. И я стесняюсь, потому что мне кажется брат Илика, Тамерлан, что-то подозревает… Даже не подозревает – знает! И мне очень стыдно. Но…
Когда Ильяс просит меня поцеловать его я просто не могу сказать нет…
Улыбаюсь, и чувствую, как мою руку сжимает его горячая рука. И он снова шепчет мне на ухо:
- Так что, поможешь мне уснуть? – смотрит на меня и улыбается.
Мой Ильяс. Через четыре года снова мой. Наконец-то мой… Не верится, но…
И я его. Целиком и полностью. До донышка. Без остатка.
Так, что ком в горле и слезы на глазах. От счастья. И немного от боли. Потому, что столько времени мы потеряли…
- Что ты, Воробушек? – он обнимает меня, прижимая к себе осторожно, на его руках спит наш сын, - что?
- Ничего, просто думаю, как я тебя люблю…
Он смотрит серьезно. Молчит. Просто целует меня в лоб.
Мои губы снова зацелованы совершенно бессовестным образом.
Потому что ночью я не смогла сказать ему «нет». И снова да, да и да… Как тогда четыре года назад, когда он упал в своем номере, а я пыталась ему помочь. И в итоге тоже упала.
На этот раз все было совсем не так.
Этот хитрец хотел помыть меня в душе! Прямо в одежде! Но я оказалась умнее чем он когда-то. И могла видеть его глаза, когда скидывала с себя сарафан. И стягивала белье. И помогала ему расстегнуть рубашку, которая, на наше счастье, оказалась не на пуговицах, а на клепках…
- Надя… ты уверена?
Что я могу сказать? Что уверена в этом больше, чем в чем бы то ни было?
- Да, да…
Потом он поднимает меня, прижимая к прохладной стене душевой кабины.
- Всю тебя хочу… целиком…
И я тоже, любимый… я тоже!
А потом это невероятное слияние, кожа к коже, ДНК к ДНК, молекула к молекуле… Его так много во мне, вокруг меня, что я задыхаюсь от полноты и счастья.
- Я так мечтал, чтобы вот так… именно так…
Я знаю о чем он. Он уже говорил это. Стоять на ногах, и держать меня так. И смотреть.
Глаза в глаза.
Ореховые с золотом и серебристо-голубые. Сливаются в одно.
И мы двигаемся в такт наших сердец. Так медленно, что у меня начинают дрожать колени, потому что это именно так, как должно быть.
Только ему принадлежу и принадлежала всегда!
И он…
- Я твой, малышка, я только твой… Воробушек мой…
И в какую-то секунду мне становится дико страшно, я боюсь, что сейчас вдруг очнусь, и окажусь… окажусь в другом измерении, где я снова не помню, как меня зовут. Или помню, но его нет рядом – это еще страшнее!
Тогда, когда я не помнила, я просто не помнила все. Не помнила этого оглушительного счастья быть его, принадлежать ему. Поэтому было легче переносить разлуку. Я же не знала с кем я разлучена?
Да, там были ночи, и странные, страшные сны… Нет, начинались они хорошо, яркое солнце, море, я плыву, меня обнимает и целует парень, лица которого я не вижу из-за этого самого яркого солнца, а потом… потом я тону, погружаюсь под воду. И остаюсь одна. Одна со смертельным ужасом. Одна во всем мире. Забывшая имя свое. Забывшая отца своего малыша…
Это было ужасно.
Но… гораздо, гораздо хуже стало, когда я вспомнила и осознала, что я брошена.
Что вот тот, кто дарил мне крылья – так безжалостно сбросил в бездну.
И я снова тону… снова погружаюсь под воду, одна со смертельным ужасом, но уже с другим. С вязким, ледяным ужасом одиночества. Не я забыла – я забыта.
Забыта… и это куда страшнее…
- Надя, что с тобой? Что случилось? – понимаю, что слезы катятся по щекам…
Но я не могу объяснить. Не могу…
- Все хорошо, любимый, все хорошо…
- Прости меня, родная моя! Прости… за каждую слезинку твою… я…
- Просто люби меня, пожалуйста! Люби… сильнее!
И он любит, словно отпустив тормоза. Так горячо и яростно, до головокружения. До забытья.
Мне так хорошо – словами это не описать. Это надо чувствовать, и я чувствую. Каждый мускул на его теле, аромат его мужественности. Всё…
Кажется, это длится так долго, и я успеваю взлететь на небеса не один раз, стараясь не кричать слишком громко, прикусывая десны внутри…
- Можешь кусать меня, любимая, если хочешь…
Я хочу, но боюсь, и все же пару раз вцепляюсь в его плечо, стекая потом по его груди, обмякнув бессильно.
Едва нахожу в себе силы улыбнуться, когда, прижав меня к стене в последнем, решающем выпаде он замирает, сцепив зубы, не сдерживая стон, а потом говорит:
- Прости, маленькая… все слишком быстро…
Быстро? Я бы не сказала.
Нахожу его рот, ласкаю, наслаждаясь его теплом, твердостью, нежностью.
- Воробушек… ты, мы…
- Мы можем принять ванну… или…
Мы выбираем или…
Идем в гостиную, там огромный диван, на котором все это время спал Слава…
Я понимаю, что, наверное, не нужно об этом, но…
- Ильяс, я… у нас ничего не было, после того как я… как мы с тобой встретились у бассейна, я…
- Я знаю, маленькая… знаю… Я… чувствую.
Как хорошо, что ему не нужно объяснять!
Да, собственно, и… и Славе не надо было объяснять, почему он остается на диване. Все было ясно.
Мы ведь еще тогда могли все решить! Если бы… если бы у меня хватило смелости. Если бы гордость моя помолчала бы немного. Если бы память вовремя отказала. Если бы я вспомнила хорошее.
Если бы я просто призналась себе самой, что я люблю его.
И это не исправить.
И не стоило с этим бороться.
Искать замену. Лгать себе и всем.
- Воробушек…
- М-м-м?
Мы лежим на диване, я чувствую его пальцы, скользящие по моей разогретой коже. Кажется, он хочет обласкать каждый сантиметр моего тела.
Усмехается…
- Что?
- Никогда не думал, что я такой плохой…
- Что? – не понимающе смотрю на него.
- Плохой… любовник…
- Что? – реально не понимаю, о чем он!
- Просто ты…
