смотрит в нашу сторону. Его взгляд цепляется за мою руку, и он прищуривается.
– А ты не в курсе, Наташа? Он заделал ребёночка нашей дочери! Как славно! Молодая, красивая и умная девица продолжит его потомство, а сам этот щегол-бизнесмен женится на более выгодной партии! Я читаю новости, Полянский! И помню всё, что ты мне говорил на моём юбилее. Маразмом не страдаю, – выпаливает отец и наконец опускается на стул. – Выйди, Леся, мы поговорим наедине.
– Нет! Никуда я не пойду! Папа, ты забываешь, восемнадцать мне исполнилось уже давно! Я сама несу ответственность за свои поступки.
– Здесь ответственность должна нести не ты! – рычит папа.
– От ответственности никто не отказывается. Мы будем жить рядом. Вместе, если Олеся захочет. Выбор за ней. Ребёнка я не брошу, как и его мать. Они никогда ни в чём не будут нуждаться. Никогда, – твёрдо произносит Полянский и делает шаг вперёд. – Я обеспечу им будущее и настоящее.
Я как на привязи тянусь за ним. Наши руки почти касаются, настолько близко мы стоим. Перед моёй семьей, как провинившиеся ученики на ковре перед директором школы.
Рука Полянского дёргается, будто он хочет меня приобнять и притянуть к себе. Только он этого не делает. Засовывает сжатую в кулак ладонь в карман.
Ему эта беседа тоже даётся непросто.
– Они будут нуждаться в отце и муже, Богдан. В человеке, который всегда будет рядом. Неужели ты думаешь, что она… – отец указывает подбородком на меня. – Мечтает быть на вторых ролях? Такое ты предлагаешь моей дочери? Роль любовницы? Деньги нам твои не нужны. От ребёнка не отказываешься? Прекрасно. Запишем тебя в графе “отец” в свидетельстве о рождении. Надо будет, подадим на алименты, ни на рубль больше не возьмём. Остальное оставь себе и своей будущей жене.
Мои щеки пылают. Голос отца жёсткий, беспощадно лупит по всем моим болевым точкам. Мне становится трудно дышать. Я молю… прошу… чтобы Богдан опроверг его слова. Защитил нас с малышом. Сказал, что мы для него не просто так. Я ведь чувствую, что между нами что-то есть. Теплое и необъяснимое. Это чувство возникло ещё до того, как мы узнали, что будем родителями. После оно только окрепло. Пытается обрести форму и найти выход. Мы то становимся ближе, то происходит откат назад.
Сейчас я остро ощущаю этот откат. И он происходит с моей стороны.
– Это фиктивный брак, Сергей. Если ты всё так хорошо помнишь, то должен был запомнить и это из нашего разговора. Сделка. Я не могу его отменить, даже если захочу. Пострадают люди. Моя компания. Десятки человек придется сократить. Это не прихоть. Это бизнес. И он бывает жесток. Ты сам должен это знать. Иногда приходится идти на жертвы и отказываться от того, что ты любишь на самом деле, в пользу совершенного другого.
– Никакие деньги не заменят тебе настоящей семьи. Или ты ещё не понял этого на моём примере, мальчик мой? – качает головой отец и переводит взгляд на маму, которая опускает ладонь на его плечо. Накрывает её руку своей и сжимает.
Моё сердце тоже сжимается, а потом внутри всё холодеет. У меня никогда не будет такой семьи с Богданом. Никогда. Для него всё решают миллионы. Деньги. Бумажки. Всё исчисляется нулями, а не улыбками близких людей. Тому пример его сын. Даня. Которого он оставил в один из самых трудных моментов.
Я делаю шаг в сторону и как в замедленной съемке вижу, что Богдан поворачивает голову ко мне. Его взгляд пронзает меня насквозь. Он тоже уловил это? Изменение в моих мыслях и настроении.
– Олеся… – он ласково зовёт меня и протягивает ко мне руку.
Только поздно. Я уже закрылась от него.
Пячусь в другую сторону, пока не оказываюсь рядом с сестрой. Её ладони ложатся мне на плечи.
Я не хочу быть любовницей. Не хочу быть всегда на вторых ролях. Быть в тени и смотреть, как каждый день этот мужчина будет уходить к другой женщине. В её дом. В её постель. Где гарантии, что он не будет с ней спать? На её безымянном пальце будет кольцо. В паспорте – штамп. А у меня будет только малыш. Наш малыш. Моя любовь. И безмерная тоска.
Где-то в Москве над моей наивностью и мечтами потешается Илона Шпак. Она выиграла. Я ей уступаю.
– Скажи, глядя мне в глаза и глаза моей дочери. Ты допускаешь возможность брака с ней? Хотел бы создать с ней семью? Смог бы ты её полюбить, как любил Лизу? Если ты не можешь ей предложить ничего из этого, я попрошу тебя уйти из моего дома, – говорит папа, не понимая, что своими словами тоже причиняет мне неимоверную боль.
Богдан молча буравит взглядом моего отца. Плотно сжимает губы, так, что на его щеках выступают желваки. Я не жду от него положительного ответа. Умом понимаю, что глупо надеяться. Глупо верить.
– Ты хочешь, чтобы мы обсудили это при ней? Лизу? Серьёзно? При беременной Лесе? – сталью режет голос Полянского. – Она только вышла из больницы, Сергей.
– Говори сейчас, – чеканит отец. – Или вон отсюда.
– Серёжа… не надо, – бормочет мама и жалостливо смотрит на меня.
Воздух застревает в моей груди.
Меня, наверное, вообще не за что любить. Глеб изменил, Богдан женится на другой. Он ей тоже изменил, со мной. А до этого, наверное, ещё с кучей женщин. Он всю жизнь любил одну-единственную, и я точно никогда не смогу стать ей достойной заменой. Первую любовь никогда не забывают. Это навсегда.
Словно со стороны я слышу свой надломленный голос:
– Тебе пора уходить, Богдан.
Богдан
– Привет!
Перестаю гипнотизировать свой опустевший бокал и поворачиваю голову на звук. Девица – судя по виду, второй-третий курс университета – призывно облизывает ярко накрашенные губы и улыбается. Вопросительно постукивает пальцем по барной стойке и стреляет взглядом на пустующий рядом стул.
Приподнимаю брови. Ну давай, удиви меня.
– Здесь не занято? – спрашивает и, не дожидаясь ответа, кладёт небольшую сверкающую сумку на стойку.
Уходить она никуда не собирается. Давно ко мне не пытались подкатить вот так. С Лесей в клубе всё было вообще по-другому, хотя ситуация похожа. Только подкатывала не она, а я, потому что успел слюнями закапать пол, смотря, как её бёдра в коротком платье выписывают восьмерки.
Молодая и одинокая девушка в поисках приключений. От Олеси тоже исходил примерно такой сигнал, и я с удовольствием его уловил, воспользовавшись шансом. Теперь размалёванная студентка не
