Я проглотила смешок и одновременно заерзала на стуле, чтобы скрыть реакцию своего тела при упоминании об интенсивном сексе. Кип хотел относиться ко мне по-другому, мягче, но я была помешана на сексе, и вскоре он забыл о таких вещах, как бережное отношение ко мне.
Мой врач не сразу ответила Кипу. Она позволила ему переживать из-за его очевидного дискомфорта, и я полюбила ее за это еще больше. Затем она оглядела его с ног до головы.
— Вы не причинили вреда ребенку, — решительно сказала она.
И тогда я уже не смогла сдержать смешок.
***
— А ты не думала о доуле? — спросил Кип, отрываясь от одной из бесчисленных детских книжек.
Он действительно читал их.
Я ела миндаль в шоколаде и смотрела реалити-шоу.
— Это запеканка какая-то? — спросила я его.
Он покачал головой, посмеиваясь.
— Нет, доула — это тренер по родам.
Я нахмурила брови.
— Тренер по родам? — повторила.
Он кивнул.
— У меня уже есть врач.
— Доула помогает не так, как врач. Она защищает, — объяснил Кип.
Я поставила на паузу шоу, не желая пропустить момент кошачьей драки в ресторане.
— Ладно, я подумаю об этом.
— Хорошие будут заняты, если мы в ближайшее время не выберем, — сказал он. — Я назначу несколько встреч, — он опустил взгляд на свой телефон, постукивая по экрану.
— Ты не сделаешь это, — сказала я ему, убирая ноги с его колен.
— Это всего лишь встречи. После этого ты сможешь сделать выбор.
Я положила миндаль на кофейный столик, выпрямляясь.
— Я сама решу, — сказала я, поглаживая свой живот. — Понимаю, что ты делаешь успехи, читаешь книги и пытаешься стать лучше, но несколько недель, когда ты ведешь себя прилично, не означают, что ты можешь принимать все решения сам, — огрызнулась я, потирая затылок, внезапно почувствовав жар.
— Я могу тоже что-то решать, — парировал Кип. — Это мой ребенок. Ты моя жена.
Я оттолкнулась от дивана, чтобы походить по комнате.
— Прекрати всю эту чушь типа «ты моя». Я не твоя, потому что ты так решил.
— Нет, это решил штат Мэн и ребенок внутри тебя, — ответил он.
Я сердито посмотрела на него.
— Пошел ты, — прошипела я. На этот раз я произнесла эти два слова как оскорбление, а не полушутливым тоном, который обычно использовала.
— Когда-нибудь ты должна простить меня, — сказал Кип, уловив мой тон и серьезное выражение лица. Хотя я терпела, что он был милым, позволяла ему тереться о мои ноги и доводить меня до оргазма, я ясно дала понять, что не простила его.
Я уставилась на него, остановившись на полпути.
— Должна?
Он уловил агрессию в моем тоне, потому что не заметить ее невозможно.
Тем не менее, он не отступил.
— Да, — сказал он. — У нас будет дочь, и я никуда не собираюсь уходить, и не хочу, чтобы она росла в замешательстве по поводу образа жизни своих родителей. Я не хочу, чтобы это был фиктивный брак. Он не фиктивный брак. Это настоящий брак.
Я прикусила губу, ярость кипела в каждой капле моей крови.
— Поздравляю, что ты умеешь высказывать свои желания. Позволь мне взять ручку и бумагу, чтобы я составила список, и не забыла все, что я должна сделать для своего мужа, дать ему все, чего он хочет.
Я осталась на месте, свирепо глядя на него, мое тело, черт возьми, почти вибрировало от гнева. В эти дни я не очень хорошо контролировала свои эмоции, но уверена, что, даже не будучи беременной, тоже злилась бы.
— Фиона…
— Нет, — сказала я, поднимая руку. — Я рада, что автомобильная авария заставила тебя переоценить вещи. Ты сбежал из-за своего прошлого, — сказала я ему. — И оправдывался этим. И якобы я должна простить тебя. Сочувствовать. Так и есть, я сочувствую.
Я ощущала, как это приближается. Какой-то пузырь в глубине моего горла. Все то, что я сдерживала. Еще больше злости, которую я лелеяла, но не выпускала наружу, потому что чувствовала себя стервой из-за того, что злилась на Кипа, несмотря на то, что он рассказал мне о своей жене и дочери.
— Но меня тоже преследует гребаное прошлое, Кип, — огрызнулась я на него. — Не только мать-алкоголичка, но и отец-придурок, жестокий муж, дети, которые умерли внутри меня, чувство абсолютного одиночества.
Я продолжала расхаживать взад-вперед.
— Я справилась… с большей частью этого. Подавила настолько, что мне удалось стать в некотором роде взрослым человеком. Но вот это, — я указала на свой живот. — Катализатор, из-за которого все рухнуло.
Я положила туда руку, теперь нежнее, беспокоясь, что моя маленькая девочка ощущает мою ярость через плаценту или что-то такое. Это не нормально.
Я перестала расхаживать по комнате и сделала глубокий вдох. Затем еще один. Затем посмотрела на Кипа, который сидел на диване и наблюдал за мной, опершись локтями на колени.
— Я понимаю, что ты травмирован, — тихо сказала я. — Но ты не можешь ходить так, как будто ты такой единственный особенный. Ты знаешь, что я ношу эти серьги каждый день? — я указала на свои серьги. — Не потому, что они мне слишком нравятся. Или потому, что они дорогие. На самом деле, золотое покрытие оставляет черные следы и вызывает зуд в мочках моих ушей. Но я должна носить их. Потому они были на мне, когда я впервые помочилась на тест. Когда я впервые пошла к врачу и не узнала плохих новостей. Я подумала, что это какой-то недорогой позолоченный талисман на удачу. Так что теперь я должна носить их каждый день. Потому что, если я этого не сделаю и случится что-то плохое, это будет потому, что я не надела серьги. И буду виновата, — я ударила себя в грудь, уже забыв, что должна сдерживать свою ярость, чтобы защитить ребенка.
— У меня есть около сотни крошечных хреновых вещей, с которыми мне приходится иметь дело, чтобы прожить день жизнерадостно, чтобы моя лучшая подруга не беспокоилась обо мне, хотя я провожу большую часть своего дня, чередуя радость, панику и ужас, — я крепко зажмурила глаза, потому что внезапно почувствовала, что вот-вот расплачусь. Я была зла. И если бы начала плакать, не уверена, что смогла бы остановиться.
Как только я почувствовала, что все под контролем, снова открыла глаза. Кип все еще сидел там, наблюдая за мной, ожидая продолжения.
— И знаешь что? — прошептала. — Я справляюсь, потому что у меня нет другого выбора. Это тяжело. Это ужасно. Но у меня нет другого выбора! Так что, заткнись, Кип, и дело с концом. У тебя тоже нет другого выбора, — я сделала паузу. — Ну, на самом деле есть. Ты можешь уйти. Так что либо уходи, либо соглашайся. Вот твой выбор.
В этот момент я тяжело дышала, довольно неожиданно свалив все на него.
Кип, возможно, что-то сказал. Я не знала, хочу ли слышать, что он сказал.
Стук в дверь нарушил тишину.
Это вывело меня из ступора.
— Я открою, — сказала я. — Ты… — я поджала губы. Уставилась на Кипа, который стоял там, приняв все, что я в него бросила, и выглядел должным образом замученным и виноватым.
Мой гнев иссяк.
— Мне все равно, что ты будешь делать, — фыркнула я, разворачиваясь на пятках и выбегая за дверь, пока не сделала что-нибудь нелепое, например, не поцеловала его, или не простила, или не призналась в своей вечной любви к нему.
Я подумала, что человек за дверью, скорее всего, курьер. Мы уже с ним подружились. Я даже оставила для него маленький столик с закусками возле входной двери, из-за того, как часто он приезжал.
Это не могли быть Тина, Тиффани, Каллиопа или Нора. Их визиты сократились, когда врачи сказали, что все в порядке.
Но это был не курьер.
— О боже мой! — воскликнула Дейдре, притягивая меня в свои объятия.
Я расслабилась в этих объятиях, потому что невозможно сопротивляться, когда тебя обнимает Дейдре, а также потому, что это было… приятно. Прямо сейчас мне нужны были материнские объятия.
— Я так зла на тебя, — огрызнулась она, держа меня на расстоянии вытянутой руки, чтобы осмотреть. — Но как я могу злиться, когда у тебя такой красивый животик и ты просто сияешь. Сияешь!
