потерять тебя. Мы с тобой почти восемнадцать лет не разлей вода. Пойми…
— Не хочу я понимать! — Юра с грохотом поставил стул перед ним и уселся, скрестив руки на груди.
Они погрузились в тягостное молчание. Пока Савелий продолжал пускать облачка дыма.
— Я так устал от самого себя. Постоянно бегу-бегу-бегу, потому что боюсь остановиться, оглянуться, посмотреть на свою жизнь и поступки, задуматься о том, что я вообще творю. Разочароваться в себе в край.
Юра ему не ответил, и он снова замолчал. Скрытый смысл многих слов начинал доходить до него. Друг постоянно намекал, а он так погряз в собственных проблемах, что не заметил рядом утопающего.
— Поэтому тебе и надо поговорить с Ярой. Один разговор так многое может решить. Вдруг она несчастна в тех отношениях. Просто мы все неидеальные, совершаем ошибки, потому что постоянно стоим перед выбором, и зачастую не можем знать наверняка: правильный ли делаем или нет. Я сделал неверный, теперь расхлебываю. А вот у тебя еще есть шанс исправить положение. Я же видел, как она на тебя смотрит.
Они не обсуждали произошедшее с Ярославой с той самой злополучной ночи в клубе.
Вряд ли у него был шанс все исправить, потому что отношение к ней он изменить не мог, хотя и отчаянно любил. Да и слова, сказанные на пьяную голову, было не возвратить. Как и не возвратить Виту, которая с того момента отделилась от их компании.
Юра встал, похлопал друга по плечу и сказал:
— Пойдем.
— Куда? — Савелий с удивлением и даже какой-то опаской уставился на него.
— Концерт ставить. На тебя между прочим возложили ответственность, мне ли тебе об этом напоминать?
— И это всё? Ты мне ничего не скажешь? — он встал и растерянно захлопал белыми ресницами, которые на фоне падающего снега были почти неразличимы.
— Думаю, ты сам в себе уже разобрался, просто не можешь набраться смелости и признаться в этом.
— А ты останешься со мной? — прозвучало жалобно, будто он пытался удержать девушку, отчего Юра ухмыльнулся.
— Кто же с тобой еще после этого всего разделит радость и горе, богатство и бедность, болезнь и здравие, пока смерть не разлучит нас?
— Да иди ты, — Савелий хлопнул его по плечу, и они вышли в шумный коридор.
Дни пролетали незаметно, весь университет стоял на ушах. Савелий пытался кинуть все силы на то, чтобы не опозориться на всю республику, но надо отдать должное Лере, которая могла успокоить его одним взглядом и действительно помогала, как и обещала.
Юра часто ловил себя на мысли, что то и дело рассматривает толпу студентов или ходит в наушниках, но без музыки, пытаясь поймать знакомый громкий голос, который ранее вызывал в нем чувство беспричинного счастья.
— Ее здесь нет, друг, — наконец Герман заметил его маленькие отвлечения. — Лера сказала, что она отказалась от участия, собственно, как и ее дружок.
— Не понимаю, о чем ты, — огрызнулся Юра, прогоняя звуковую дорожку еще разок, потому что до этого даже и не услышал ее.
Гера хмыкнул и встал.
— Мне действительно по барабану, — процедил ему вслед Юра.
Тот лишь пожал плечами и ушел, а на его место внезапно приземлилась та, которую он никак не ожидал увидеть.
— Привет, — улыбнулась Олеся и дружески подтолкнула его плечом, будто между ними и не было этого болезненного разрыва длинною в полтора года.
— Чего тебе? — совсем не приветливо, зато честно.
— Поговорить хочу, — она положила голову на спинку дивана и посмотрела на него.
— Ну, говори.
Олеся немного помолчала, словно обдумывая, с чего ей начать.
— Хочу кое-что пояснить. Я не жалею о том, что было между нами. — Тишина, однако его спина напряглась. — И никогда не жалела. Тогда я это сказала и еще много чего ужасного, потому что рассердилась на тебя, но потом поняла, как была не права. Ты был моим лучшим другом, ты был моим первым парнем, моими первыми серьезными отношениями. Ты показал мне, каково это быть любимой, обустраивать свой дом и вообще жить с кем-то. Но знаешь, что я еще поняла? Что мы с тобой слишком одинаковые, и нам было бы скучно.
Юра обернулся к ней.
— Другие тебя должно быть хорошо развлекали?
— Я не об этом! Давай сейчас ни обо мне отдельно и ни о тебе, а в целом. Нужен такой человек, который будет зажигать звезды в нас самих, заставлять жить и чувствовать эту жизнь, который будет заставлять смеяться и верить в лучшее, когда все рушится к чертям. Мы с тобой какие-то слишком замкнутые в самих себе по большей части, интроверты от головы до пяток. Если еще добавить и пессимизм, то вообще убойная смесь. Поэтому мы в начале и сошлись. Нашли пристанище друг в друге, но не зря говорят, что притягиваются противоположности. Я заскучала через шесть лет, ты бы тоже рано или поздно… и не смотри так на меня!
Он снова отвернулся, переваривая ее слова, в глубине души осознавая, что в чем-то Олеся была права. Даже при ее описании этот нужный ему человек стоял перед глазами и улыбался своей широкой улыбкой и шаловливыми огоньками в глазах.
— Я должна была тебе сказать обо всем этом раньше, слишком затянула. Прости меня, пожалуйста, за это и… спасибо за всё! — она оставила легкий поцелуй на его щеке и упорхнула, будто ее рядом и не было.
Этот разговор выбил его из колеи, но внезапно стало легче. Раньше он копался в себе и думал, что проблема была в нем. После слов Олеси в момент разрыва их отношений о том, что она обо всем жалеет, Юра засомневался, что с ним вообще кто-нибудь захочет быть. Мысли немного прояснились, словно туман обиды, который заволакивал их до сих пор, отступил.
Давай на ты — Тишина
Тем же вечером он сидел на кухне, монтировал видеоряд, пока Эля готовила коронное блюдо — макароны с сосисками — и вываливала на его голову недовольство по поводу предстоящих экзаменов.
Она ничуть не уступала Юре в росте и в худобе. Вот и теперь ее тощие голые коленки торчали над столом, пока она присела в ожидании закипания воды. Крашеные белые волосы молочным водопадом струились по спине и плечам и щекотали ногу, отчего она то и дело ее чесала.
Эля внимательно следила за его действиями серыми глазами, которые каждый раз до боли напоминали глаза отца. Возможно, поэтому Юра старался избегать ее взгляда
