оба, что это абсолютно не затруднит парня. В конце концов, сдаюсь под мощным напором аргументов, и с самой искренней благодарностью остаюсь ждать его на лавочке перрона.
Стоит признать, что на душе моей сейчас страшно «скребут кошки» и капелька живого человеческого общения точно согреет меня. Пат возвращается довольно быстро.
Мы садимся в какой-то местный транспорт и едем, весело переговариваясь. Он застенчив, но я замечаю, что нравлюсь ему. Это немножко развлекает необычностью ситуации, и даже где-то льстит мне. Сама не замечаю как начинаю смеяться над всякой ерундой с ним вместе.
Настаиваю на оплате билетов при выходе из транспорта, что естественно. Пат, как и Уилл, при этом очаровательно краснеет, и я решительно не понимаю тех, кто не любит англичан. По-моему, они классные! Есть исключения, конечно. К примеру, Алекс Спенсер.
Патрик провожает меня до самого автовокзала с пересадками. Сама бы я, скорее всего, в два раза дольше петляла по городу. Затем, заметно смущаясь, интересуется, есть ли мне куда поехать, если вдруг на сегодня моего рейса нет.
Деваться мне и в самом деле некуда, но недорогая гостиница или даже зал ожидания в самом автовокзале решит этот вопрос. Конечно, я не произношу этого вслух.
— Спасибо, Патрик. Мне очень приятно и я очень благодарна вам, и вашей маме! Вы действительно помогли мне. Но дальше я, пожалуй, сама.
— Не за что, Еухения! У вас такое красивое имя, — он опускает глаза. Вообще-то Пат немного коверкает его, — но вы запишите мой номер, на всякий случай. Вдруг что понадобится, а вы не ориентируетесь в городе?
Тепло улыбаюсь, благодарю. Записываю его номер в блокнот — он наблюдает за этим немного удивлённо, но ни о чем не спрашивает. Наконец, прощаемся.
— Еще раз спасибо, Пат, — неожиданно для себя самой тяну ему руку на прощание. Он горячо пожимает ее и снова густо краснеет, — передавайте привет маме! Она у вас очень хорошая.
— Передам. Не хотите ли в паб, перекусить перед дорогой?
— В другой раз, — смеюсь и чувствую себя той ещё кокеткой, как раз на двадцать с небольшим, как сказала мама Патрика. Ах, давно забытое чувство.
Даже очутившись в длинной очереди у касс, я все ещё улыбаюсь своим мыслям. Пату удается внушить мне надолго хорошее настроение!
Но дальше меня ждёт неудача, по принципу зебры, видимо.
Флегматичная кассирша говорит, что в моем загранпаспорте нет визы на пребывание в Великобритании, а есть только отметочка о пересечении границы. Я это знаю. Объясняю ей, что только проездом здесь, показываю корешки от билета и посадочного талона на самолёт, и от билета на поезд из Лондона в Бристоль. Она отвечает, что как раз это не нужно, так как все мои передвижения есть в их электронных базах. Но, чтобы продать мне билет на автобус до Украины, она должна видеть в моем загране специальный штамп-разрешение на выезд. И выдаёт его украинцам исключительно украинское консульство, которое — ура, находится в том числе в Бристоле.
Сникаю, благодарю. Отхожу от касс. Что ж, хотя бы не надо возвращаться в Лондон! Теперь ясно, что необходимо попасть и как можно скорее в консульство, вдруг мне повезёт быстро поставить штампик и уехать уже сегодня?
Ну, или завтра. В крайнем случае.
— Ты ох. л? Где объект?!
— Я, гм, допустил ошибку, — Уильям начинает заикаться. Он знает Алекса больше пяти лет, но нецензурную лексику слышит от него впервые, — я позволил себе предположить, что девушки сами заинтересованы в нашей защите. Я немедленно начинаю поиск..
— Учись слушать задания, Уильям! — Алекс в бешенстве, — это поручение ты провалил. Сейчас возвращаешься к работе по делу Блеквуда. Пока все, — отключается.
Пятнадцать лет назад
Меня заводят в кабинет начальника следственного изолятора прямо в наручниках, и аккуратно прикрывают дверь. Несколько раз моргаю отвыкшими от яркого солнечного света глазами, а затем, прищурившись, осматриваюсь.
В дальнем углу кабинета, у окна — высокая фигура человека в форме. Он поворачивается, идёт ко мне. Обомлеваю. Ощущение такое, как будто выстрел в упор! Мой дед.
В своей военной парадной форме с нашивками, с наградами на груди. Их немного, но яркие полоски золота на светло-сером фоне режут глаза. Смотрит пристальным, немигающим взглядом, сам весь уже хоть и сухонький, но внушительный, прямой как аршин. Военная выправка! А я сразу замечаю, как он постарел. Опускаю глаза.
— Как смеешь ты позорить память своих родителей?! — спрашивает вместо приветствия. Шмыгаю носом.
Он подходит ближе.
— Спину ровно, смотреть в глаза, — моментально выпрямляюсь, встречаясь с его холодным презрительным взглядом, от которого меня бросает то в жар, то в холод. Смотрит как на диковинное насекомое.
— Не думал, что скажу когда-нибудь такое, но я рад, что твои родители не увидят этого! Был уверен, что твой максимум — оказаться где-то под мостом, среди бомжей, без денег, но… я ошибался.
— Дедушка, я не убивал никого, честно! То, что я здесь — это случайность, поверь! — выпаливаю.
— А то, что ты оказался в банде, тоже случайность?
— Меня ограбили! Сразу, как только приехал, — почти плачу, — потом я познакомился с парнем, которого убили, ну, то есть позже, и ещё с одним… дед… они предложили подзаработать. Я втянулся. Ну а дальше, — дыхание мое перехватывает от эмоций, и я уже больше не могу сказать ни слова.
Он тоже молчит какое-то время.
— Почему не позвонил мне?
— Было стыдно.
— А воровать не стыдно?
— Откуда ты все знаешь, — снова, не выдержав, опускаю глаза, — как тебя пустили сюда… дед, я правда не убивал никого! Не понимаю..
— Сопли подбери, — жестко обрывает он, — и не канючь. Говори связно, учись четко формулировать свои мысли! Надо было выпороть тебя как следует тогда, и оставить дома. А я пустил твое воспитание на самотёк. Решил, что тебе можно доверять — и вот результат. Я знаю, что ты не убивал!
Вскидываю на него горящий, исполненный благодарностью взгляд, но он останавливает меня жестом.
— Иначе бы я с тобой по-другому разговаривал! Или не разговаривал вообще, — продолжает, — видишь ли, Алекс, так случилось, что у меня, кроме тебя, никого на этом свете нет. А потому я встал с лежанки, начистил форму, закрыл свой старый дом и поехал на поклон к кое-кому очень важному в столицу, — делает паузу, чтобы перевести дыхание.
Я вижу как он волнуется. Что неудивительно.
— Когда-то я был специалистом, и специалистом известным в определенных кругах! Даже твои родители всего не знали. Я эксперт-баллист, как ты помнишь, правда, больше по
