спускаются её вниз. Дыхание учащается, и я лишь сильнее прижимаюсь к холодной стенке, в надежде, что она сумеет охладить горение тела. Расстегнув платье и стянув с меня тонкие лямки, он вдруг останавливается. Отстраняется от меня и смотрит, словно дикий.
— Скажи, что ничего не изменилось с той ночи? — шипит, схватив меня за талию.
Прижимаюсь сильнее к стене, вспоминая прикосновения и поцелуи Альберта.
— Скажи, что ничего не изменилось! Что не засыпала с ним в одной постели! — отчаянно шепчет он, уткнувшись мне в шею.
— Я принадлежала и принадлежу лишь тебе, — произношу с трудом.
И хоть говорю ему правду, от чего-то чувствую себя предавшей. Он вздыхает с облегчением, услышав мой ответ, и прикасается губами моих губ, снова растворяя меня в себе. Растворяя и опьяняя. Каждая секунда в его власти окрыляет и заставляет забыться обо всем. Рядом с ним я теряю разум и следую лишь зову собственного сердца.
Утро бывает добрым. Я лежу в объятиях любимого мужчины и наблюдаю за тем, как он внимательно изучает меня, пока его пальцы нежно скользят по изгибам моего тела, доводя до дрожи.
— Боялся, что никогда больше не смогу находиться так близко к тебе, — произносит тихо, поглаживая мои волосы.
«Зачем было тогда отталкивать?» — мысленно задав этот вопрос, хочу повторить его вслух, но не успеваю.
— Боялся, что, в конечном итоге, твоя мечта сбудется.
— Мечта? Какая?
— Ты так хотела выйти замуж, влюбиться в мужа и построить с ним крепкую, счастливую семью. Именно в этом порядке и именно с Альбертом.
— Эта мечта была обречена на провал, как только я встретила тебя, — улыбаюсь и, потянувшись к нему, нежно касаюсь его губ. — Каждая моя секунда, Давид, пропитана мыслями о тебе. И мечты мои давно уже связаны только с тобой.
И, как и моя мечта, наш поцелуй обрекается на провал. Нас прерывает вибрация, идущая из под матраца. Я удивленно смотрю на Давида, он улыбается, встаёт и достаёт телефон. Принимает вызов и отходит. Отвечает он тихо, чтобы я не слышала, о чем идёт речь.
Я встаю, прикрываюсь простыней и решаю осмотреть комнату. Она совсем не похожа тюремную камеру, скорее на обычный номер трёхзвездочной гостиницы. В ней есть все удобства и отдельная душевая комната. Эта обстановка успокаивает меня, и я перестаю переживать за то, что ему приходится жить в диких условиях тюрьмы. Но вопрос, почему он здесь находится, продолжает меня тревожить.
Я прохожу мимо красного пятна на стене и останавливаюсь. Кажется, это кровь. И, судя по разбитым костяшкам Давида, кровавые узоры принадлежат ему. От представления, как он голыми руками бил эту бетонную стену, становится не по себе. Хочется проникнуть в его разум, узнать, что он чувствует и попробовать хоть немного разделить его боль.
Я слышу, как он прощается с собеседником и уже в следующие секунды стоит позади меня.
— Кто это был? — не сдерживаю любопытства и лёгкой ревности.
— Помощник.
— Поэтому так тихо разговаривал? Чтобы я не услышала, как ты разговариваешь с помощником?
Он смеётся и обнимает меня сзади. Открывает вызов и показывает имя звонящего. «Денис».
— Я ведь говорил, что люблю, когда ты меня ревнуешь? — целует меня в щеку.
— Не зли! — бубню себе под нос и улыбаюсь.
— Ну скажи мне, кому я сейчас нужен то такой? — усмехается и носом утыкается в мои волосы.
— Мне, — шепчу и разворачиваюсь к нему лицом. — Мне нужен, Давид! — говорю серьёзнее.
Он улыбается ещё шире, но грусти в его глазах это не скрывает.
— Как тебе удалось со своей статьёй жить в таких условиях? — обвожу взглядом всю комнату.
— Как бы прискорбно это не звучало, но сейчас всё решают деньги.
— Если это так, то почему ты не купишь свободу?
— Потому что есть вещи, которые важнее свободы, — отвечает твёрдо и запечатлеет поцелуй на моем лбу.
— Тебя что-то здесь держит?
— Да, Амели, держит.
Сердце сжимается от его ответа. Не ожидаю, что моё предположение окажется правдой.
— Поделись со мной, — касаюсь ладонью его щеки.
— Тебе не стоит об этом думать, — натянуто улыбается и бьет пальцем по кончику носа.
— Я хочу знать, что происходит.
— Ты сейчас должна знать только одно, — прижимает к себе. — Я люблю тебя.
Мир замирает от этих слов и, вместе со мной, затаивает дыхание. Возможно, Давид прав, мне достаточно знать только это, чтобы иметь силы идти вперёд и ждать его.
— У меня к тебе одна просьба, обещай выполнить её — говорит, поглаживая пальцем мою щеку.
— Какая?
— Обещай, что больше не приедешь сюда.
— Ч-что? Почему?
— Так надо, Амели.
— Давид, я ведь все вспомнила, — хмурю брови. — Мне казалось, что раньше ты доверял мне.
— И сейчас ничего не изменилось.
— Тогда почему я не могу приходить к тебе?
— Поверь, так нужно.
Его серьёзность и настойчивость лишает меня желания спорить с ним. Я не хочу становится для него проблемой и нежеланным гостем. Пусть будет так, как просит он. Ведь он прав, главное, я знаю, что он меня любит.
Встав на носочки, обвиваю его шею руками и утыкаюсь лицом в неё.
— Тогда и ты пообещай мне кое-что! — говорю решительно.
— Что же?
— Обещай, что не заставишь меня долго ждать тебя на свободе, — поднимаю взгляд на него. — Я устала, Давид, устала терять тебя.
— Обещаю! — отвечает уверено.
Я улыбаюсь и в ответ обещаю отказаться от посещений в тюрьму.
Мы проводим с ним ещё несколько часов беззаботного времени. Я говорю без умолку и наслаждаюсь тем, с каким интересом Давид слушает меня. Мы смеемся, обнимаемся и целуемся — стараемся заполнить новыми эмоциями предстоящие дни друг без друга. Но, кажется, и целой жизни не хватит, чтобы суметь насытить любимым человеком.
Несколько дней пролетают незаметно. И вот наступает мой день рождение. Я не готовлюсь к этому празднику и совсем не желаю его. Без папы и Давида я совсем не хочу праздновать это день.
Получив поздравления от всех, я жду звонка лишь от одного человека, который продолжает молчать. Каждый раз я хватаю телефон в надежде увидеть хоть что-то от Давида, но увы. От его молчания в душе зарождается тревога и странные мысли, вроде тех, что сейчас с ним что-то происходит, а я ничем ему не могу помочь, выводят меня из равновесия.
Но я пообещала не вмешиваться и не могу сейчас нарушить своё обещание только из-за своих переживаний, которые порой накручены на пустом месте.
Очередной звонок. Я с надеждой поднимаю телефон, но увидев на экране: «Альберт»,
