class="p1">— Не смей! — говорю, еле сдерживая слезы, и пытаюсь вновь отнять альбом.
Но на этот раз я получаю больной удар по лицу. Я отшатываюсь, приложив ладонь к щеке, и с испугом смотрю на него. Стараюсь из последних сил сдерживать слезы, но они скатываются из глаз. Невольно чувствую ненависть к этому человеку, хотя понимаю, что другого отношения к себе не заслуживаю.
— Садись в машину! — шипит он сквозь зубы.
— Я не хочу. Дай мне просто уйти.
— Просто дать тебе уйти? Дать уйти, когда ты втоптала меня в грязь? — он подходит ко мне и хватает за руку. — Если я и решусь с тобой развестись, то будь уверена, сообщу каждой дворовой собаке о причине нашего разрыва. Интересно, как переживут новость Георгий и Аманда, когда узнают, что их дочь шлюха?
От услышанного, моя рука невольно тянется к его лицу и даёт пощечину. Он хватает её и притягивает меня к себе.
— А разве не шлюха? Я простил тебе все. Закрыл глаза на твои измены, Амели! Я все своё время отдал твоему выздоровлению, и это твоя благодарность? Так ты решила меня отблагодарить? Пойти и провести ночь в тюрьме с ним?!
Он отпускает меня и снова смотри на небольшие остатки альбома. Его всего трясёт, и он со всей злости разрывает все, что осталось. И это причиняет мне адскую боль. Боль за себя, за Давида и за Альберта. Понимаю, что только я виновата во всем происходящем, и от этого чувствую себя слишком падко.
— В тюрьме, с ним! — кричит вновь он, пнув ногой букет. — С человеком, который изнасиловал и убил человека, ты провела ночь в одной камере, а меня, блять, М-Е-Н-Я, законного мужа, ты не подпускаешь даже к своей комнате!
Кажется, его не остановить, он рвет и мечет все, что видит. И я не могу больше это терпеть.
— Ты ведь знал всё, — кричу ему в ответ. — На что ты рассчитывал, Альберт? Что ты думал я буду делать, когда память ко мне вернётся?
Он резко разворачивается лицом ко мне и подходит так близко, что становится страшно и тошно.
— Я рассчитывал на твоё благоразумие! — выпаливает с брезгливостью.
— Не будь я благоразумна, я бы сбежала с ним ещё до свадьбы! Поэтому именно благоразумие привело и довело меня до того, что сейчас происходит! — останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но замолкать не собиралась. — Я устала, Альберт. Можешь говорить хоть всему миру о том, какой шлюхой я оказалась. Делай так, как ты считаешь правильным. А родителям я сейчас сама позвоню и все расскажу.
Меня разрывает на части. Разрывает от мысли, что я не хотела причинять боли никому; ни ему, ни Давиду, ни родителям, но, в итоге, все от меня страдают.
Я смотрю на разорванные фотографии, что разлетаются на ветру, перевожу взгляд на цветы, что истоптаны Альбертом, и медленно подхожу к сумке, прикусывая губы до крови, в надежде унять душевную боль.
Моя попытка однажды сделать все правильно превратилась в снежный ком, выросший размером в Эверест. И сейчас этот ком готов поглотить и разрушить всё, что я пыталась сберечь. Неужели, наше счастье с Давидом — это нечто недосягаемое? Неужели не может наше счастье продлиться дольше, чем несколько дней?
Достав телефон, сквозь слезы судорожно ищу абонент: «Папочка». Вспоминаю его отношение к себе, его любовь, его доброту. Вспоминаю сколько сделал он для меня. И понимаю, что сейчас все, что я ему расскажу, для него станет ножом в спину. Не знаю, как сообщить ему о себе всю правду. Не знаю, как прощу себя за то, сколько страданий, в скором времени, им с мамой принесу.
— Ненавижу, — кричу, не контролируя эмоции. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Расплакавшись навзрыд, я не имею сил сделать то, что должна. Наверное, я просто надеялась благоприятнее разрешить ситуацию. Я прячу лицо в собственных руках и пытаюсь прийти в чувства, но это бесполезно. Меня судорожно трясёт, как сумасшедшую, и вдруг, я чувствую, как сзади ко мне подходит Альберт. Он садится рядом и, потянувшись рукой к телефону, забирает его из моих рук.
— Стоит ли он того, чтобы ты лишала своих родителей дочери и чести? — говорит тише. — Ты причиняешь мне столько боли, Амели. Лишаешь гордости и любого достоинства, но я не хочу терять тебя. Поэтому подумай ещё раз, кто и чего стоит!
По дороге "домой", я стараюсь успокоиться и перестать лить слезы.
Слова Альберта пролетают мимо ушей, мне не хочется слушать и слышать его. В мыслях всплывает картина, как он кромсает подаренный Давидом альбом и топчет мои любимые цветы. Я не должна испытывать к нему чувство ненависти, но я испытываю. Оставаться рядом с ним, быть ему женой и делать вид, что всё у нас хорошо больше не входит в мои планы, но я не знаю, как достойно развестись с ним.
Вот уже полчаса он твердит мне лишь о том, что любит меня и не хочет рушить брак. Пытается очернить Давида и привить мне чувство вины, хотя оно уже и так достаточно привито. Но из жалости и страха оставаться с ним я не собираюсь. И единственным на данный момент выходом я вижу разговор с мамой. Мы вместе расскажем обо всём папе.
— Дай мне свой телефон — обращается ко мне Альберт у входа в дом.
— Зачем?
— Дай без лишних вопросов! — произносит нервно.
— Не дам, пока не будет внятного ответа!
Раздраженная я пытаюсь открыть дверь, чтобы войти в помещение, но Альберт резко хватает меня и тянет к себе.
— Ты, кажется, не поняла меня? Дай сюда телефон!
На этот раз это уже не просьба, а скорее приказ, который сопровождается попыткой отобрать у меня сумку.
— Не трогай! Ты с ума сошёл? — пытаюсь отпихнуть его от себя, но все четно.
Он резко выдёргивает сумку из рук, находит там мой телефон и, не думая, швыряет его на пол, а после ударяет по нему ногой. Я смотрю на это безумство разинув рот. Мне хочется схватить его, закричать и объяснить, что я не хочу быть с ним.
— Иди в дом, — берет меня за локоть и грубо тащит через входную дверь.
— Что ты хочешь добиться таким поведением? — интересуюсь в истерике, пока пытаюсь вырваться из его цепкой хватки.
— Ты не понимаешь хорошего отношения к себе!
— Как и ты не понимаешь того, что я не хочу быть с тобой!
— Ты будешь со мной! — сжав мою руку, он поворачивает меня
