показывая, что жар внутри неё достиг апогея.
Они походили на голодных путников, что дорвались до еды. Жадно стоная друг другу в губы, лихорадочно принялись оголять те места, что считали жизненно необходимыми.
— На тебе чулки…
— Угу.
— Холодно же!
Генерал недовольно сверкнул глазами, проникая пальцами в трусики Оли.
— Так я на улице и не буду!
— Всё равно!
— Петь, — захныкала она, не в силах больше терпеть. — Я теку тебе на пальцы, а тебя волнуют мои чулки?
Петр подхватил её под бедра, резко насаживая на себя.
Было немного больно, но куда намного слаще.
— Вот и продолжай течь!
И задвигался жестко, на полную длину, проникая в неё с каждым толчком всё глубже. Оля охнула, вцепившись в него сильнее. В голове поплыл вязкий туман. Какой же Петр сильный. Она не худышка, совсем не пятидесятикилограммовая девочка, а он с легкостью удерживает её на весу. Ещё и двигается. Господи, как он двигается! Ольга закатила глаза.
— Посмотри на меня, женщина!
Она подчинилась.
Не могла иначе.
— Никогда… — толчок. — Не проси… — толчок. — За мужика… Ни. За. Одного. Поняла меня? Оля! Поняла?
Девушка кивнула, обвивая рукой его шею. Ей нужно ближе! Ещё ближе.
— Мы без презерватива, — прохрипел Громов, сбавляя темп.
— Знаю, — прошептала она, ерзая бедрами. Низ живота пылал в огне. Ей надо ещё чуть-чуть. Ещё немного. — Кончай в меня.
В тот момент Ольга отчетливо ощутила, как по крупному телу мужчины прошла дрожь, сказавшая куда больше слов. После чего последовал особо глубокий толчок, сорвавший Олю в пропасть. Оказалось, что ей требовалось даже меньше, чем чуть-чуть. Или, напротив, куда как больше…
Петр сорвался за ней. Почти сразу же.
После чего замер, тяжело дыша в шею девушки.
Оля не спешила отталкивать мужчину. Напротив, чувствуя, как по внутренним сторонам бедер потекло его семя, ткнулась губами ему в висок.
— Я не за Виталика просила, между прочим, — спокойно сказала она, обмякая в его руках. — А за Сашу и бывшую свекровь. А он… Да Бог с ним.
— Я знаю, — Петр выпрямился и первым делом посмотрел ей в лицо. — Ты пыталась смягчить мою реакцию. Я оценил.
— Ах, он оценил…
Оля здоровой рукой шутя толкнула его в плечо, за что снова нарвалась на ещё один болезненно-сладкий поцелуй.
— Так и знала, что надо было с собой брать больше косметики. У меня губы припухли, и тушь наверняка потекла.
— Губы припухли. А тушь на месте. Румянец же тебе к лицу, так что…
Петр вышел из неё и опустился на корточки, отчего Ольга вспыхнула сильнее.
— Что ты делаешь? — пискнула она, снова вцепляясь мужчине в плечо.
— Не хочется тебя обтирать, но надо, — довольно заметил Громов, доставая из кармана белоснежный платок.
Прежде чем дотронуться им до бедра, он некоторое время просто смотрел.
— Петь…
Оля, несмотря на то, что не относила себя к стеснительным барышням, покрылась легкими мурашками. И всё же ей нравилось, что он делал. Эти порочные взгляды, эти откровения. Они будоражили и добавляли эмоций. Хотя, казалось, куда уж.
— Ты очень красивая. Особенно после секса со мной.
Что он творит… Что он говорит…
У Оли сперло в груди. На этот раз не от удушливой паники, гнева, обиды. Совершенно от другого.
— Нам надо возвращаться в зал, да?
В её взгляде читалась надежда на обратное.
— Надо. Но мы можем немного побыть здесь.
— Если можно… Дай мне время прийти в себя.
Петр выпрямился и дотронулся пальцем до щеки Оли.
Ещё одна короткая ласка, говорившая вместо слов.
— Всё, что захочешь…
глава 24
Саша вцепилась тонкими пальчиками в простыню и настырно тянула её на себя.
Петр с улыбкой наблюдал за хулиганкой, которую ещё утром привела к ним Валентина Игнатьевна. Домохозяйка окончательно перебралась в имение. Если раньше она практически никогда не оставалась в доме, то теперь — практически каждую ночь.
Никто не был против. Своих внуков у Валентины Игнатьевны ещё не было, и она согласилась понянчить «чужую малышню». Петра такой расклад идеально устраивал. Оля доверяла Валентине — это главное. Малышка тоже давно привыкла к ней.
Всех всё устраивало. Петр повысил оклад домработнице, та сначала противилась, потом довольно хмыкнула.
Вчера Петр приехал поздно, почти в три ночи. Оля спала на спине, скинув с себя одеяло. Мужчина на несколько секунд задержался в дверном проеме полюбоваться девушкой. Он уже не раз констатировал очевидную вещь — в его жизни и постели побывало немало красивых женщин, но Оля… Она была другой. Абсолютно. Цепляющей, пробирающей до нутра.
И так с первого прикосновения. Громов слегка усмехнулся. Интуиция его не подвела и в этот раз. Или это было нечто другое? Да неважно. Важно другое — что девочка в его постели. Горячая, отзывчивая. Сладкая.
Петр склонил голову набок, размышляя, что будет, если он прямо сейчас нырнет между её крутых бедер и проведет языком по дурманящему лону.
Совсем, Громов, озабоченным становишься. Стоило прийти домой, как всё — все мысли стекались ниже пояса, и ему это заходило. Очень даже.
Как и то, что Оля с Сашей жили у него.
Оля зашевелилась, перевернулась набок и открыла глаза.
— Ты пришел, — прошептала, выдохнула с легкой сонной улыбкой и поманила его к себе.
Как тут устоять?
— Я быстро. Сполоснуться надо.
— Жду, — почти проворчала, снова укладываясь на спину.
Пусть её глаза прикрыты, и дыхание почти выровнялось, Петр не сомневался: она сразу же откликнется, как только он к ней прикоснется.
Так и оказалось.
Поэтому они оба не выспались, явно не рассчитывая, что Сашулька пришлепает к ним ни свет ни заря. А главное, как не уводила её Валентина, бесполезно. Ребенок решил побыть с мамой
