— Уверена, что нет. И вообще, ночных проституток Кротову вызвала я. Он и не вызывал, — долго смотрю на нее и понимаю, что нет — не шутит.
— В смысле ты? Зачем?!
— Ну, скажем так, в качестве проверки и для того, чтобы ты не спешила. Так что не обижайся на меня за это. Ну и естественно на него. Можно подумать, что я лезу не в свое дело, но это не так. Короче, мне сложно объяснить. Не расстраивайся. Может, он сейчас вернется.
— Как же он вернется.
— Мне кажется, ты уже привыкла о нем думать в плохом ключе, но это не так. Он с легкостью мог сдать меня тебе, ибо узнать, что их вызвала я, не составляло никакого труда. Но, смотри, он это не сделал.
— И это странно.
— Включи телевизор, ложись, отдыхай. Умные люди говорят, что утро вечера мудренее.
Я включаю телек и постепенно засыпаю под урчащие звуки голодного желудка. Очухиваюсь, когда в очередной раз чувствую прикосновение к своим волосам. Разлепляю глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на сидящем на моей кровати Дани.
— Когда я говорил об измененных планах, я не имел в виду, лечь спать в такую рань. Дрыхля.
— Так мы идем в кино?
— Нет. Я привез кино сюда, — указывает взглядом на диски. — Подумал, что мне на хрен не сдались рядом хрумкающие незнакомые люди. То ли дело самим жрать в кровати. Я взял три на выбор. Мелодрама, комедия или боевик?
— А про любовь ничего нет?
— Полагаю, про любовь это и есть мелодрама, раз на картинке обнимающиеся парень с девкой и фильм под названием «Спеши любить». Пронзительная мелодрама о первой любви. Берем?
— А конец там хороший?
— Ой, ну кто делает плохие концы про любовь? Это ж кино, а не жизнь, конечно, с хорошим.
— Ну, тогда берем.
Происходящее мне кажется каким-то нереальным. Просмотр кино рядом с Кротовым? Серьезно?
— Двигай синнабонами.
Только, когда Даня принимается снимать с себя одежду, до меня доходит, что он реально намерен залезть ко мне в кровать. А она у меня ну никак не на двоих. Полторашка, придвинутая к стене. Он включает диск и тут же ко мне под одеяло.
— Я не привык спать в одежде. Тем более в уличной. Да расслабься, луна не в хризолите. Так что трахаться нельзя.
— Луна не в хризолите это что?
— Да черт его знает. Только что придумал. Ну, если серьзно — у тебя такие стены хреновые, что каждый звук слышен. Трахаться здесь не очень комфортно. Боюсь, что твоя соседка будет оценивать меня по ахам и вздохам. А у меня тонкая душевная организация, могу не пережить.
Организация у него тонкая, я может хочу этого самого секса. Ну не выпрашивать же его в самом деле? Дожила. Может, это какой-то розыгрыш? Мы будем просто смотреть вместе кино как самая настоящая пара? Я действительно хочу задать вопрос про эту самую пару, но мой взгляд в этот момент падает на букет фиолетовых цветов, название которых вылетает у меня из головы.
— У меня не было в комнате цветов.
— Я знаю. Решил приукрасить унылый вид твоей комнаты. Ларек цветочный рядом с чебуречной стоял. Думаю, дай зайду посмотрю. Приглянулись ирисы, — точно, ирисы. Символично.
— Чебуречной? — вдруг доходит до меня.
— Я весь день не ел, у меня уже крыша едет. Хотелось чего-нибудь вредного, раз драников не удалось.
И он реально тянется за пакетом на полу. Когда открывает его и демонстрирует чебуреки вместе с жареными в масле пирожками, у меня самым настоящим образом едет крыша, от этого умопомрачительного запаха. Цветы, чебуреки и кино в кровати. Да он стратег, однако.
— Фу, чего-то завоняло, да?
— Завоняло? — удивленно перевожу на него взгляд.
— Ага. Романтикой. Прям, фу.
И начинает заливисто смеяться. Так искренне, что я сама лыблюсь как дурочка в ответ.
Глава 37
Глава 37
Мне тяжело. Так, словно нахожусь под грудой камней. Страшно открывать глаза и возвращаться в реальность. Сердце бабахает как ненормальное, когда я ощущаю идиотское чувство дежавю. Пытаюсь успокоиться и нащупываю руку, стальной хваткой обвившую мою талию. Ну что за дичь в моей голове? Какое дежавю, идиотка? Я засыпала с Даней, здесь не может быть никого другого. Почему же так страшно открывать глаза?
И тут меня осеняет — шрам на большом пальце. Нащупываю эту отметину и облегченно выдыхаю. И палец из руки не выпускаю. Расслабляюсь и открываю глаза. Моя стена. И рука Данина. И вроде все хорошо. Но отчего-то снова хочется плакать и вовсе нет от умершей в фильме героине. Пора заканчивать с этим, иначе так и помру с перезрелой волчьей ягодой.
Тем более он не спит, я это чувствую. Равно как и понимаю, что, судя по его выпирающему стояку, его явно не смущает моя стремная рубашка. Раз, два, три, четыре, пять. Ну, давай, тормознутая. Все это делают. Ну что ж ты такая трусиха?!
Я не успеваю убрать Данину руку. Он делает это сам. Только в следующий момент я не оказываюсь перевернутой на спину. Он целует меня в макушку и встает с постели. Как это понимать? Поворачиваюсь к нему.
— Спи, рано еще, — тихо произносит Даня и принимается надевать штаны. Из комнаты он выходит, прихватив с собой джемпер и телефон.
Перевожу взгляд на часы: начало девятого. Для меня не рано, учитывая, что я должна провести сегодняшний день с дочерью Влада. Только я бы эгоистично наплевала на это, случись у нас сейчас продолжение.
Я лежу еще минут десять и пялюсь в потолок, совершенно не понимая, как расценивать происходящее. Почувствовав запах кофе, заставляю себя встать с кровати и надеть джинсы и водолазку. Сегодня же пойду покупать не только колготки, но и эти гребаные чулки вместе с платьем и трусами. Нет, платьями. И не для офиса.
Осознав, что обувь Кротова на месте, я быстро юркаю в ванную и принимаюсь умываться и немного приводить себя в порядок.
Я не ожидала, что кофе варит сам мистер говнючелло, неожиданно решивший сыграть в какую-то странную игру.
— Вера не любит, когда на кухне кто-то хозяйничает, — достаю из холодильника остатки пирога и молоко.
— Ее нет в квартире.
— А где она?
— Понятия не имею. Поедешь со мной к ветеринару в часов двенадцать?
— Не могу. У меня сегодня много дел.
— Каких?
— Личных.
— А завтра до глубокого вечера занят я. Жаль, — ну так пригласи меня на глубокий вечер, тормоз.
— Насколько глубокий? — ой, ну давай сама к нему заявись.
— Позднее, чем вчера. И завтра я пас смотреть кино, — усмехается, отпивая кофе.
— А я больше и не дам выбирать тебе фильмы. С таким-то хорошим концом, — не скрывая иронии бросаю я.
— Ну кто ж знал, что она решит помереть, дура такая.
— Не надо делать вид, что тебя не тронул фильм. Ты тоже плакал.
— Я пустил слезу, что за весь фильм она так ни разу и не оделась прилично. И даже идиот герой не подарил ей нормальные шмотки. Обе идиота.
— Ну да, ну да. Все дело в шмотках.
— А то.
* * *
Если завтрак на удивление прошел хорошо, то дальнейший день, несмотря на полное взаимопонимание с девочкой, нет. За мной попятам шастает то один, то второй придурок. И теперь я убеждена, что так было и раньше. Чувство, когда за тобой следят, мягко говоря, нервирует.
Я появляюсь дома ближе к семи вечера, удовлетворенная покупками, но обозлённая за слежку.
— Здравствуйте, Даниил Леонидович.
— Радость моя, рад, что ты звонишь мне первая. Но неужели мы снова на «вы?»
— Нет. Это я так, готовлюсь к рабочим будням.
— Ну слава Богу. Кошка, кстати, действительно беременна. И ей вот-вот рожать.
— Класс. Надо почитать как принимать у них роды.
— Я надеюсь, мне это делать не придется. Как прошел день?
— А то ты не знаешь. Мне не нравится это. Отвратительное чувство, когда за тобой следят.
— Так надо. Это не для праздного любопытства, — даже не отрицает?
— Врешь.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Так не пойдет. Я против этого, и я не шучу.
— Что ж ты сложная такая, Снежана?
— Какая есть. Если я еще раз кого-нибудь увижу у себя под носом — я просто больше не появлюсь на работе. Обещай, что такого не будет.
