class="p1">— Анна Николаевна, а Никита Сергеевич всегда такой… строгий? — шепчет мне.
— Он не строгий, он просто очень ответственно относится к своей работе и от других требует того же, — сдерживаю улыбку, готовую расползтись по лицу.
Быстро собираю папки со стола и иду к кабинету.
— Анна Николаевна, — меня останавливает Надя, передаёт пару бумаг, — отдайте, пожалуйста, заведующему на подпись.
— Хорошо.
— Аннушка, — шепчет мне тихонько, — у тебя улыбка из-за ушей видна. И глаза блестят, — хитро улыбается. — И у Никиты Сергеевича тоже.
Чувствую, как заливаюсь краской по те самые уши, Надежда прыскает.
— Мебель казённую только не ломайте, она на балансе значится!
— Надя! — выпаливаю чересчур громко и оглядываюсь по сторонам.
Но старшая медсестра только машет рукой и, рассмеявшись, убегает по своим делам. Выдыхаю и захожу к Никите в кабинет.
Сразу за дверью меня ловят и целуют, прижав к стене.
— Ты такая сексуальная в этой форме, — шепчет мне на ухо мужчина.
— Это же моя обычная, — оглядываю себя.
— И что? Она не может быть сексуальной? — руки уже пробираются под рубашку и творят с грудью нечто совершенно невообразимое.
Всхлипываю и постанываю от резкого прилива удовольствия. В последнее время я как кошка озабоченная, стоит Никите меня коснуться — загораюсь моментально.
После нашего разговора прошла неделя, и мы почти не расстаёмся. Ночуем по очереди то у него, то у меня. Я, наконец, познакомилась с Бингли. Рыжее чудо с хвостом-морковкой оказалось просто прелестью. Никита ворчит, что котёнку достаётся ласки больше, чем ему, хотя сам у меня регулярно тискает Дарси, который постоянно лезет к нему на колени.
— Иди сюда, — мужчина быстро запирает дверь на ключ и тащит меня к столу. — Обопрись!
— Никита, ты с ума сошёл! — меня трясёт от возбуждения, я послушно упираюсь руками в столешницу.
— Согласен, — он прижимается сзади. — По-моему, ты мне это уже говорила! Редкостное постоянство, не находишь?
Забирается пальцами под пояс, кружит там, спускаясь всё ниже и ниже. Я ахаю, когда он проскальзывает внутрь, невольно прогибаю позвоночник.
— Аннушка моя, — хрипит мне в ухо, стягивая с меня форменные брюки, и почти в ту же секунду одним ударом оказывается внутри.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть. Острое, резкое удовольствие усиливается с каждым движением, и не проходит и пары минут, как всё внутри сжимается в судороге оргазма. Никита глухо стонет, уткнувшись мне в плечо и догоняет меня несколькими дёргаными быстрыми толчками.
— Ты невероятная, — шепчет, прижимаясь к моей спине.
— И как прикажешь дальше работать? — жалуюсь, задыхаясь. — Меня же ноги теперь не держат.
— Сядь, посиди тут, со мной, — он протягивает салфетки, помогает мне привести себя в порядок, поправляет свою одежду, и подталкивает к дивану, усаживаясь рядом.
— Я ведь вообще-то к тебе по делу шла, — тяну задумчиво, мозги отказываются работать.
— Да? — этот озабоченный уже целует и покусывает мне шею.
— Никита, ну хватит!
— Прости, — он глубоко вдыхает, уткнувшись носом в изгиб плеча у ключицы и отстраняется. — Так что там за дело у тебя было?
Встаю, чтобы немного увеличить между нами расстояние и прочистить мозг. Заодно подхожу к двери и поворачиваю ключ. Не хватало, чтобы кто-нибудь постучался и попытался войти, а затем обнаружил нас двоих в запертом кабинете.
— Так, во-первых, документы на подпись, — на столе кавардак из-за нашего спонтанного секса. Ищу бумаги, которые мне передала Надежда.
Вздрагиваю от громкого звука. Звонит внутренний телефон, Никита поднимается, берёт трубку.
— Да? — слушает буквально несколько секунд, тут же отвечает: — Иду!
— Что случилось? — отвлекаюсь от документов, смотрю на нахмурившегося мужчину.
— По скорой поступил тяжёлый пациент, острый коронарный синдром, — он договаривает уже на ходу, ускоряется.
— Я с тобой, — торопливо выхожу из кабинета.
Хирург уже ушёл вперёд, а меня отвлекает медсестра с очередным назначением для моего пациента. Быстро отвечаю на вопросы и бегу вниз по лестнице.
В приёмном не успеваю оглядеться, как от группы врачей отделяется Никита, видит меня и, схватив за руку, вытаскивает в коридор.
— Что ты делаешь?
— Аня, спокойно, — он бледен, но говорит твёрдо. — Ты туда не пойдёшь. Иди в отделение.
— Ты свихнулся?! С какой стати?
— Аня, пожалуйста…
— Что происходит? — у меня начинает кружиться голова, в солнечном сплетении вдруг всё сжимается.
— Аннушка…
— Кто там? — шепчу, потому что мозг пронзает страшная догадка. — Кто тяжёлый пациент?
Никита вздыхает.
— Соболевский.
Застонав от ужаса, бросаюсь обратно в приёмное. Мужчина не успевает мне помешать. Расталкиваю людей, пробираясь к каталке. Успеваю увидеть бледное лицо Германа, но его почти тут же увозят.
— Аня!
Никита крепко обхватывает меня за плечи, разворачивает к себе.
— Аня, ему сейчас сделают экстренную коронарографию. Если увидим существенное сужение артерий…
— Скорее всего, инфаркт миокарда, — выговариваю с трудом, понукая мозг работать. — Что ты будешь делать?
— Это зависит от ситуации. Высока вероятность, что внутрисосудистые манипуляции будут слишком опасны, — видно, что хирург анализирует положение дел, пытаясь прийти к решению.
— Шунтирование? — сглатываю.
Возраст у Германа критический для операции на открытом сердце.
— Да, возможно. Сейчас будем наблюдать в динамике, потом надо будет собрать консилиум, — кивает Никита и смотрит на меня внимательно. — Ты как?
— Всё нормально, — отвечаю тихо. — Я справлюсь, всё нормально.
Он обнимает меня, я на секунду прижимаюсь лбом к его плечу.
— Мы справимся, хорошо? — говорит мне тихо. — Вместе.
Киваю и, зажмурившись на мгновение, отстраняюсь.
— Я сейчас поднимусь.
Провожаю взглядом мужчину и, обернувшись, вдруг ловлю на себе злобный взгляд. Возле выхода из приёмного стоит Маргарита. Видела, значит, как он меня обнимал. Ну и чёрт с ней!
Разворачиваюсь и иду к лестнице.
На коронарографии выявляется поражение ствола артерии, лабораторные данные подтверждают наличие острого инфаркта миокарда, и консилиум принимает решение выполнить экстренное шунтирование. Операцию будут проводить на бьющемся сердце, без использования искусственного кровообращения — с аппаратом процесс длится дольше, и риски слишком велики. Никита отводит меня к себе в кабинет.
— Аня, я не возьму тебя ассистентом на операцию, — говорит тихо.
Заторможенно киваю. Знаю, что не возьмёт. Нельзя. Герман стал мне уже не просто другом, а практически отцом…
— Я сделаю всё, что в моих силах, — хирург держит меня за плечи, смотрит прямо в глаза.
— Я знаю, — обхватываю его лицо руками, целую и тут же отпускаю.
Он идёт к двери, я окликаю его в последний момент.
— Никита…
— Да? — оборачивается.
— Я люблю тебя, — смотрю на него сквозь слёзы.
Закрываю глаза, позволяя солёным каплям скатиться по щекам, и в ту же секунду чувствую, как меня обнимают крепкие руки.
— Не плачь, пожалуйста, не могу смотреть, как ты плачешь, — прерывающийся шёпот, губы, снимающие слезинки со скул, с закрытых глаз. — Я
