моей спальне лежала зернистая черно-белая фотография. У Раша была своя собственная, и копию он отправил своим родителям.
Когда врач спросил, хотим ли мы узнать пол, я сказала ему, что пока не уверена. Раш пожал плечами, предоставляя мне принять решение, и врач запечатал результаты в конверт, чтобы мы могли забрать его домой.
С того дня я не видела конверта, но у меня было предчувствие, что Раш держал его при себе на тот случай, если я приму решение.
— Ты собираешься рассказать маме? — спросила Глория.
Что это была за зацикленность на нашей матери?
— Не знаю. Это не секрет. Но если ты спрашиваешь, собиралась ли я поделиться этой новостью, то нет.
— Что ж, тебе стоит. — Она пододвинулась к краю кабинки и тоже встала.
Сегодня она не взяла с собой рюкзак. Домашнюю работу делать было не нужно. Она ушла из школы после обеда на каникулы в честь Дня благодарения, а потом пришла сюда и стала приставать ко мне с просьбой позвонить маме.
— Ты ведь все равно придешь завтра, да? — спросила она.
— Да. Во сколько?
— В шесть.
— Нужно что-нибудь принести?
— Нет, у нас все готово.
— Ты готовишь?
Чак был неважным кулинаром. Я не была уверена, умеет ли Глория готовить что-то еще, кроме рамена и холодных сэндвичей. Но она хотела организовать завтрашний ужин в честь Дня благодарения. Возможно, ее бабушка приготовит индейку. Не то чтобы я любила индейку.
Она рассмеялась.
— Определенно нет.
— Ладно, — протянула я, растягивая слоги. Может, мне спросить, что мы будем есть? На всякий случай, наверное, надо поужинать перед ужином.
Глория наклонилась, чтобы обнять меня, но это закончилось, даже не успев начаться. Затем она повернулась и бросилась к двери, перепрыгивая через ступеньку, как будто собиралась перейти на бег.
— Подожди.
В последний раз она пыталась так быстро сбежать, когда ей прокололи пупок в гостях у какого-то парня, который делал пирсинг несовершеннолетним. Она весь вечер трогала свой пупок, а когда я спросила ее, что происходит, попыталась убежать.
Тогда не потребовалось много времени, чтобы добиться признания. Сомневалась, что сейчас потребуется.
Она вздохнула, уперев руки в бока, и резко повернулась.
— Что?
— Ты что-то скрываешь. — Я скрестила руки на груди.
— Ничего.
— Глория.
Она не смогла встретиться со мной взглядом, вместо этого уставилась в пол и пробормотала:
— Маматожепридет.
Я моргнула.
— Повтори еще раз?
— Мама тоже придет. — Она выразительно нахмурилась. — Она и готовит.
А моя сестра пыталась обманом заманить меня на семейную встречу. Она бы позволила мне войти в дом без предупреждения. Она бы столкнула меня лицом к лицу с человеком, которого я не хотела видеть. С женщиной, которая превратила мое детство в ад.
Боль в груди была невыносимой. Было так больно, что я закрыла глаза, стараясь дышать сквозь боль.
Чем я заслужила ее предательство? Неужели я не уделяла ей достаточно времени? Не давала ей достаточно денег? Не давала ей достаточно любви? Как она могла так поступить со мной?
— Прости меня, Фэй. Я просто подумала…
— До свидания, Глория.
Она долго смотрела на меня, ее глаза наполнились слезами, а подбородок задрожал.
Это был самый резкий разговор, который я когда-либо вела со своей сестрой. Я ни разу не прогоняла ее из этого кафе.
— Ты все еще придешь завтра?
Вау.
— А ты как думаешь?
Уголки ее губ опустились. Она ждала, что, если будет стоять так достаточно долго, я сдамся, но я оставалась неподвижной, пока, наконец, она не поняла, что это бесполезно.
— Мне правда жаль, — ее голос задрожал, и она начала плакать. Затем она вышла за дверь.
Мне потребовалось все мое терпение, чтобы не последовать за ней и не позвать обратно.
Но она зашла слишком далеко. Это был урок, который она должна была усвоить. Даже если это разобьет меня на части, пока я преподаю его.
Вот вам и День благодарения.
— Ну, Сквиш. — Я прошла через столовую, прижимая руку к животу. — Думаю, мы останемся дома и будем есть в одиночестве.
По крайней мере, в доме будет тихо. Вчера Маверик уехал в город, к своим родителям, на долгие выходные. Эрик, которого я видела всего дважды за все то время, что жила у Раша, был со своей девушкой Калинди. А Раш этим утром уехал на ранчо.
Войдя в вращающуюся дверь, я подумала, что найду Дасти за столом для приготовления пищи, а Майка за кухонным столом, но кухня была пуста.
Майк в последнее время часто помогал ей. Он почти каждый день приходил с ней в закусочную. Я не была уверена, что с ними происходит, но надеялась, что этот период «включенности» в конечном итоге не превратится в очередной период «выключенности».
Дасти была счастливее, когда в ее жизни был Майк. Он был единственным человеком, которому, казалось, тоже нравились ее змеи.
Фууу.
Они, должно быть, вышли покурить, так что я направилась в туалет, желая хоть на минутку отдышаться и забыть о плане Глории.
Я повернула ручку, распахнула дверь и вскрикнула:
— Боже мой.
Дасти прижалась грудью к стене, ее джинсы были спущены до лодыжек. Как и у Майка.
Я отпустила дверь и прикрыла глаза рукой, когда она захлопнулась.
— Черт, — прошипел Майк.
— Она беременна, — сказала Дасти. — Она знает толк в сексе.
Я отвернулась от двери и побежала, не оглядываясь, мимо холодильника, к серебристой поверхности которого была приклеена моя нечеткая ультразвуковая фотография.
Я вздрогнула всем телом, когда толкнула вращающуюся дверцу. Как бы сильно я ни закрывала глаза, я не могла не видеть, как Дасти и Майк занимаются этим в туалете.
Звякнул колокольчик на двери, и я подпрыгнула, прижав руку к сердцу, когда мои глаза распахнулись.
Раш ворвался внутрь с порывом холодного ноябрьского воздуха.
— Привет.
Теперь мое сердце колотилось совсем по другой причине.
Он выглядел безупречно в потертых джинсах, обтягивавших его мощные бедра. Его белая термо-кофта с длинными рукавами была надета под коричневое пальто «Кархартт», наброшенное на широкие плечи. Волосы были убраны под выцветшую темно-синюю бейсболку «Диких котов», которая, казалось, подчеркивала его точеный подбородок.
Его не было несколько часов, и я скучала по нему.
— Что ты здесь делаешь? — В Мишне. Здесь, в «У Долли». Почему он здесь со мной?
Он стряхнул снег с ботинок и пожал плечами.
— Поехал на ранчо. Обнял маму. Целый час помогал папе. Понял, что кое-что забыл дома.
— Что?
— Тебя.
Мое сердце. Я была готова взорваться. Я была готова умереть прямо здесь, в закусочной «У Долли», потому что не знала, что делать со всеми
