давайте ближе к делу, – перебил я восхищенный монолог вахтерши.
– Дык я и говорю, Лешка то с ним за руку поздоровался с франтом. Сказал, раз вы такой Лось и просохатили счасьте. То Даная станет звяздой. А вы копыта свои сгрызете до жопы, вот. А потома они все в лихмузин сели. И Люцифер даже улыбалси. Вот.
Я выскочил из подъезда, словно за мной гнались все черти ада, уже зная, куда поеду сначала. Лешка мой главный козырь. Нужно только заполучить его в сообщники и дело в шляпе. Только он может спасти дурного лося. Даная меня и слушать не станет, а вот моего сына…
Возле моей машины кто-то активно крутился. Я успел выхватить взглядом мелькнувший лишь на секунду знакомый рюкзачок и едва не сплясал горячую румбу.
– Леха, ты пришел надрать мне зад? – радостно гаркнул я. Мальчишка высунул нос из-за машины, поморщился, будто увидел не отца кровного, а что-то омерзительное, и молча, не говоря ни слова припустил к близлежащим кустам. Я понял, что если позволю ему скрыться в зарослях, то точно не найду его в ближайшее время. Этот мелкий вождь краснокожих, за короткое время, что жил в моем пентхаусе, успел разнюхать все в окрестностях. Я за годы не удосужился узнать даже, где находится ближайший магазин.
Давно я так не бегал. В груди, казалось, вот-вот лопнут переполненные кислородом легкие, к горлу подкатил колючий ком, когда я наконец-то ухватил ушастого за ручку рюкзачка, болтающегося за его спиной.
– Помогите, – заорал этот нахаленок, затрепыхавшись в моих руках как уж. Что-то звякнуло по асфальту. Но я не обратил и малейшего внимания на этот незначительный факт. Сейчас у меня были поважнее дела. Если Леха свой театр одного актера доведет до ума, то мне наломают так, что я себя забуду. – Спасите. Я маленький, а этот дядька извращуга.
– Не устраивай цирк, – прошипел я, дебильно улыбаясь, начинающим собираться вокруг нас людям. – Господа, это мой сын. Все в порядке. Просто он проблемный, дурачок он. В детстве с молотилки упал головой вниз. Теперь вот справится не можем. Убегает, бродяжничает. У меня есть документ, подтверждающий, что ребенок со мной одной крови. Расходитесь, граждане. Нечего на чужое горе пялиться.
– Ох, бедолага, – вздохнул огромный дядька, погрустнев глазами. До этого он готов был меня растерзать, судя по выражению на огрячьем лице защитника угнетенных малышей, лягающихся, будто разъяренные рысаки. – И у богатых беды то бывают. Держись, парень. С дурачками то того… Тяжело.
– Да уж, мне до твоего шапито срать пердеть не долететь, – прорычал Лешка, глядя, как расходятся разочарованные зрители. – Это же ты у нас веселый клоун Пеннивайз. Такие антраша выделываешь, аж прямо дух захватывает.
– Леха, меня подставили. И, кстати, где ты про пенивайза то узнал? Это ж ужастик. Они плохо влияют на детскую психику.
– В кине, – рявкнул сынуля, вывернувшись из рюкзачка. – На детскую психику, Лось, плохо влияет потеря двух мам за несколько месяцев и осознание, что их отец скот, а не милый добрячок из глубин космоса жрущий детей. Подставили его. Враки каки. Так я и поверил. Сам говорит подставили, а сам… Да у тебя морда была на фотке, где ты эту гангрену обнимал, как у Люцифера, когда он тебе в твои розовые мокасины личинку отложил.
– Во первых, в кино, – поправил я мальчишку. Даная жутко сердилась, когда этот мелкий коверкал родную речь. Сейчас он готовился бежать, я это прекрасно видел. Лехе было жаль рюкзачка, болтающегося в моей руке, только поэтому он еще стоял рядом и прожигал меня злым взглядом. – Леш, у меня доказательства есть. Я сюрприз готовил. Как раз в тот вечер собирался… Даже мерзенышу этому шерстяному подарок купил, он еще в машине лежит. И то кольцо, что на фотке было. Я его Даньке нес. Я хотел с вами настоящую семью, понимаешь?
Лешка насупился, но судя по прищуру бежать пока передумал.
– Ну, предположим. Только это слова все, – наконец пробубнил он, засунув нос в палец. Я замечал, он всегда ковыряется в носу, когда думает. – Как можно дядьку взрослого заставить обниматься, а? Да и подарки ты мог купить утром сегодня. Фуфло у тебя версия. Так что опусти. И Даная моя тебе не поверит. Хотя, вряд ли тебе удастся ей рассказать эти сказочки. Ее Луи увез до славного городу Парижу. Там ей хорошо будет. Там нет тебя вруна. И мамули твой ведьмы. Вот повезло то мне в семейке такой уродской родиться.
– У меня есть документы, которые за утро не сделаешь, – вздохнул я. Черт, в кого он такой хитрый то? – Они в машине, идем покажу.
– В машинееее? – как-то странно пропищал мальчишка, боком двинув в сторону кустов опять. – Это в желтой той? Слушай, некогда мне сегодня документы то читать. И очки я забыл. Да и тетя Оля поди уже меня ищет. Убьет меня за то что сбег.
– Лешка, нам надо Данаю вернуть. Я должен ей все объяснить, понимаешь? Так, погоди, а чего это ты…? – прищурился я, глядя в бегающие глазки своего сына. Я давно уже изучил его повадки. И такой взгляд может означать только одно – он накорсорезил по-крупному.
– Я зад тебе пришел надрать, – хлюпнуло носом ушастое исчадье. – А потом понял, что не справлюсь. Ты же лосяра. Ну я и…
Я обошел свою любимую тачку и чуть не взвыл. Через весь кузов шла выцарапанная до грунтовки надпись «Лосячий скотовоз»
– Я тебя точно на опыты сдам, – прорычал я, чувствуя странное равнодушие к чертовой машине. Кусок железа сегодня меня абсолютно не волновал. – Садись в машину.
– Не, позорно, – вытер рукавом нос Леха. – Получаюсь я тоже лось.
– Лосенок, – ощерился я, распахнув перед сыном искорёженную им же дверцу. Сунул ему в руки папку, которую достал из бардачка. – Читай. Помнишь как это делается, или как с математикой, в одно ухо влетело из другого, вылетело?
Лешка читал недолго. Я смотрел на мальчишку, хмурящего бровки и видел в нем себя. Нос мой, и лобик, который он морщил так смешно, по-взрослому. А вот глазенки у него Ларкины. И родинка на щеке, как у нее. Черт, какой я был дурак. Как много потерял. Поверил матери, придурок. И если сейчас я снова упущу
