ГЛАВА 22
Последние несколько убийств были легкими, легче, чем должны были быть, но, возможно, убийство текло в моей крови, как всегда, утверждал Адамо.
Но сегодня все было по-другому, и ничего из этого не будет простым. Я нервничала даже больше, чем перед самым первым убийством. Адамо сжал мою руку, его взгляд искал мой, пытаясь определить, в порядке ли я.
Я не была уверена, что чувствую. Мои эмоции переполнились сами собой, и меня вырвало тем немногим, что я съела на завтрак. Это вершина, на которую мне предстояло взобраться. Каждое убийство до этого момента было простой подготовкой к этому дню. Когда я вчера разговаривала с папой, он предложил убить ее, если я не справлюсь. Адамо тоже без колебаний снял бы это бремя с моих плеч, но я не могла позволить ни одному из них убивать за меня. Это между мной и моей матерью. Это она продала меня тому, кто больше заплатит, оторвала от дома и отца, потому что хотела свободы. Отец никогда не раскрывал подробностей их отношений — до вчерашнего вечера.
Он познакомился с ней в качестве быстрого секса, но их сексуальные контакты закончились тем, что моя мать забеременела мной, и мой отец настоял, чтобы она оставила меня. Позже он запретил ей работать шлюхой, отправил в реабилитационную клинику и заставил жить в своем особняке, чтобы у меня была мать. Он хотел, чтобы у меня были родители, но моя мама никогда не хотела меня, не желала становиться матерью, быть трезвой. Она хотела вернуть свою жизнь, и когда стало ясно, что мой папа не даст ей этого, она использовала меня как средство наказать его и получить желаемое.
— Динара? — тревожно спросил Адамо.
Я вырвалась из своих мыслей. Мы припарковались перед домом, где жила моя мать. Она пыталась сбежать вчера после того, как, должно быть, узнала об убийствах, но член Каморры следил за ее домом. Теперь она ждала нашего прихода. Интересно, знала ли она, что ее ждет та же участь, что и всех остальных в нашем списке, или надеялась на милосердие?
Я взялась за дверную ручку.
— Я готова.
Мой голос звучал решительно, спокойно прямо противоположно тому, что я чувствовала.
Мы с Адамо поднялись на лифте на третий этаж и направились к последней двери слева. В коридоре стоял пыльный, затхлый запах, а ковер знавал лучшие дни. Адамо постучался. Я сжала руки в кулаки, чтобы они не дрожали. Я долго ждала этого дня, но теперь мне стало страшно. Мужчина средних лет, член Каморры, открыл дверь и впустил нас. Адамо вошел первым, и я после минутного колебания последовала за ним. Место оказалось совсем не таким, как я ожидала. Я думала, что это будет печальное, грязное место, но квартира была чистой и недавно обставленной с большим количеством стекла, поддельного мрамора и золотистого декора. Черно-белые фотографии мамы в нижнем белье висели на стене над белым кожаным диваном. Нигде в квартире я не обнаружила своих следов. Моя мать, вероятно, забыла о моем существовании.
Заметив ее, дрожь пробежала по моей спине, и желание уйти стало почти непреодолимым.
В прошлый раз я видела маму только издалека. Теперь нас разделяло всего несколько метров. Я вспомнила, как папа сравнивал мою красоту с красотой моей матери, когда я была совсем маленькой, прежде чем он никогда больше не говорил о ней. Красота все еще оставалась под ее морщинами вокруг губ и лба. Она была одета в дорогое на вид платье, с безупречным маникюром и волосами. В пепельнице на стеклянном столике перед ней горела сигарета. Ее глаза метались между мной и Адамо, тревога исказила ее лицо.
— Катенька, — сказала она мягко, будто была рада видеть меня, словно у нее было право называть меня тем именем, которое она у меня вырвала.
— Не надо, — закипела я. — Не называй меня так. Теперь я Динара. Или, может, ты хочешь использовать одно из многих имен, которые ты выбирала для меня, в то время как позволяла одному мужчине за другим насиловать меня?
Она побледнела. Я видела, как она пытается что-то сказать. Она потянулась за сигаретой и неуверенно затянулась. Я больше никогда не буду курить. Ее нервная энергия подсказала, что она нуждается в чем-то покрепче табака. Наркотики. Я не могла поверить, что пошла по ее стопам и угодила в ловушку зависимости. Я поклялась, что больше никогда ни к чему не прикоснусь. Никогда не стану той презренной женщиной, что была до меня.
— Динара, — нерешительно начала она. — Я никогда не хотела, чтобы ты пострадала. Я была в плохом душевном состоянии. Была полна отчаяния.
Я, шатаясь, подошла ближе к ней, яростные слезы жгли мне глаза.
— Отчаяния?
— Твой отец...
Не знакомые, слишком сладкие, слишком сильные духи проникли в мой нос, вызывая яркие воспоминания, от которых у меня чуть не подкосились ноги.
— Мой папа запретил тебе принимать наркотики. Он хотел, чтобы ты воспитывала мня. Он позаботился о тебе, чтобы ты стала мне матерью. Папа дал тебе денег, чтобы тебе больше не пришлось продавать свое тело.
— Я никогда ни о чем таком не просила. Я была счастлива с тем, что у меня было.
Я с трудом сглотнула. Она совсем не казалась виноватой.
— Я не знала, что эти люди делали с тобой. Они причиняли боль тебе, а не мне.
Я не могла поверить в ее дерзость.
— Есть записи с этим инцидентами. Ты во многих из них говоришь мне быть милой с этими ублюдками. Ты записывала произошедшее. Ты знала, не притворяйся, что не имела понятия!
— Я... меня накачивали наркотиками.
— Ты можешь винить их или моего отца, но ты настоящий монстр, Иден. По крайней мере, они меня не знали. Ты должна была любить меня.
Она сделала движение, чтобы встать, но Адамо послал ей предостерегающий взгляд.
— Я была слишком молода, когда родила тебя. Я даже не хотела ребенка, — сказала она, переводя взгляд с него на меня.
Сигарета между ее пальцами почти догорела.
Я сжала губы, вспоминая слова папы. Моя мать не хотела меня. Она хотела сделать аборт, но папа не разрешил. Он не позволил ей избавиться от его ребенка. Я не обижалась на нее за то, что она не была готова к ребенку, даже за то, что она хотела сделать аборт, но я ненавидела ее за использование меня в том, как она позволяла другим оскорблять меня только для того, чтобы она могла жить той жизнью, о которой мечтала. Этого я никогда не прощу.
— Мать должна защищать свое дитя от всякого зла, а не бросать его на этот путь. Я любила тебя. Я доверяла тебе, а ты все разрушила. Ты разрушила мою жизнь.
Она указала на меня.
— Ты сейчас стоишь здесь и выглядишь сильной.
— Я здесь из-за папы, потому что он меня защитил.
— Не будь как он, не убивай меня, Динара. Я могу уехать из Штатов, чтобы ты больше никогда меня не видела.
— Возможно, ты и можешь убежать от случившегося, но не я. Это всегда будет частью меня.
Мать бросила оценивающий взгляд на Адамо, словно сомневаясь, что он может стать ее спасением. Она не знала его. Он последний человек, от которого можно ожидать пощады.
— Тебе когда-нибудь снились кошмары из-за того, что ты сделала со мной? — я спросила.
— Римо Фальконе позаботился, чтобы я не забывала о произошедшем, — произнесла она, но не сказала этого так, будто это причинило ей боль из-за меня. Ее голос звенел от жалости к себе. Она встретилась взглядом с Адамо. — Он твой брат. Ты же знаешь, какой он. Ты ей сказал?
— Что бы ни сделал мой брат, это ничто по сравнению с тем, что ты сделала со своей собственной дочерью, — прорычал Адамо, его глаза сверкали яростью.
Моя собственная жажда крови ответила. Я не понимала, почему до сих пор разговариваю с ней. Быть может, в глубине души я надеялась, что она поймет, что сделала, как разрушила доверие маленького ребенка и разрушила мою жизнь, но я не получу удовлетворения от честных извинений. Моя мать неспособна видеть свои ошибки.
