Кэмдин вздыхает, слезает со стула и смотрит на сестру, потом на меня.
— Мне нужно принять ванну. У меня воняют подмышки.
Я смотрю, как она уходит в коридор.
— Тебе нужна помощь?
— Нет, — вскидывает руку Кэмдин. — Я сама.
Я улыбаюсь, и, когда снимаю завязанный на талии фартук, с моих губ слетает смех. Я не хочу покидать этот дом. Я этого боюсь. Эти девочки — мои люди. Люди, рядом с которыми я могу быть собой. Это относится и к Лилиан, которая как раз входит в дом.
— У меня с собой все самое необходимое.
Лилиан ставит на стол бутылку вина и ящик пива для Бэррона. Затем смотрит на заваленную печеньем кухонную стойку.
— Ты напекла на целую армию.
Я снова закрываю крышкой банку с зефирным кремом и быстро понимаю, что ее облизывал кот. На внешней стороне остались черные волоски.
— Фу, Вейдер.
Мы с Лилиан смотрим на Сев, которая сидит с котом и расчесывает его щеткой Бэррона. Лиллиан смеется.
— Не говори ему.
— Не скажу.
Откупорив вино, она оглядывается на Сэв.
— Так, теперь, когда девочки отвлеклись, что, черт возьми, тут вчера было? Морган сказал, что здесь объявилась Тара.
У меня не было времени рассказать Лилиан обо всем, что случилось с появлением Тары и последующим сексом у стойки. Не то чтобы мне нужно было рассказывать ей о сексе. Я слышу, как в ванной течет вода, и думаю, стоит ли оставлять Кэмдин там одну. Ей пять лет. Она ведь может сама принять ванну, верно?
Кэмдин ты можешь оставить на несколько минут без присмотра. Сев, ни за что. Повернись к ней спиной, и она попытается оторвать пчеле крылья, чтобы заполучить ее жало. Чистая правда. Как пчелам удается выживать в такие зимы, ума не приложу, но Сев одну нашла. Однако это не имеет никакого отношения к тому, что происходит вокруг меня, среди кучи рождественского печенья.
— Эй? — Лилиан наливает себе бокал вина и щелкает перед моим лицом пальцами. — Что случилось?
Я перевожу взгляд на Сев, не зная, слышит ли она нас. Не то чтобы ее волновало, о чем мы говорим, но сейчас она снимает с елки все рождественские украшения. Это происходит ежедневно, и сводит Бэррона с ума, потому что он постоянно на них наступает.
— Да, приехала Тара и рассказала Бэррону обо мне.
Едва отхлебнув из бокала, Лилиан распахивает глаза. Затем проглатывает вино.
— Серьезно?
— Да.
Я сосредоточена на уборке принадлежностей для выпечки печенья, боясь, что если мне нечем будет заняться, то эта маска спокойствия, которую я пытаюсь сохранить, исчезнет. Боясь того, что будет дальше. После Рождества. Бэррон попросил меня остаться на Рождество, но что потом? Я уеду?
— Что он сказал?
Я пожимаю плечами.
— Вообще-то, ничего особенного. Бэррон спросил, правда ли это, а потом мы с ним трахались на кухонном острове.
У Лилиан отпадает челюсть, а затем ее взгляд падает на остров, на котором она сидит.
— Ты его продезинфицировала?
— Да. А ты продезинфицировала джип Джейса?
Лилиан усмехается и делает еще один глоток вина.
— Неа. Значит, он не разозлился?
Я думаю о яростном сексе и о том, что он тогда ни слова не сказал.
— Бэррон разозлился, но я не знаю. Это нелепо, и я не знаю, что сказать. Кроме того, я сожалею, что не сказала ему. И чувствую себя самой большой в мире засранкой.
Лилиан уже допила свое вино, поэтому наливает себе еще. Мне завидно, что она пьет, поэтому я достаю виски, и, не успев оглянуться, мы уже бухаем. Через двадцать минут выложив все свои самые сокровенные тайны ей и Сев, которой нет никакого дела до нашей болтовни, я понимаю, что в ванной все еще течет вода. Присушившись, я слышу плеск и хихиканье.
Я вскакиваю с табурета и, споткнувшись о кота, падаю лицом на журнальный столик. Я прихожу в себя настолько, чтобы ползти по коридору. Теперь я полностью понимаю, почему Бэррон установил в ванной слив.
Там, среди промокших полотенец, Кэмдин устраивает водную вечеринку со своими Барби. Из-за угла появляется голая по задницу Сев.
— Я хочу вымыться.
Не успеваю я оглянуться, как они уже обе в ванной, и Сев окрашивает воду в ярко-красный цвет пищевым красителем для печенья.
— Мы плаваем в крови! — объявляет она.
Похоже, Кэмдин в ужасе. Должна признаться, я тоже немного напугана.
Я поворачиваюсь к Лилиан.
— Как думаешь, это окрасит их кожу?
Кэмдин поднимает свою розовую руку.
— Да.
— По крайней мере, они красные на Рождество, — Лилиан обхватывает меня за плечи, и мы так стоим в дверях. — Из нас получатся отличные няньки.
Я смотрю на сваленные на полу мокрые полотенца, щека горит от моего недавнего падения.
— Бэррон меня убьет.
— Ну, мне кажется, он не сможет на тебя злиться, — Лилиан прижимается ко мне лицом. — Бэррон вытрахает свой гнев.
Я морщусь от боли, и Лиллиан отстраняется.
— Ой.
— Тебе стоит приложить лёд.
Черт.
Когда вечером Бэррон с Морганом возвращаются, их встречают не только выкрашенные в розовый цвет дети, но и слегка пьяные мы, и я с синяком под глазом.
Морган присвистывает, рассматривая мое лицо.
— Чем вы тут занимались?
— Я споткнулась, — с трудом произношу я, и мой взгляд устремляется на внимательно наблюдающего за мной Бэррона.
— Чего этот кот сует задницу мне в лицо? — спрашивает Сев, сидя на столешнице в своей рождественской пижаме. Она убирает голову в сторону, поглаживая спину Вейдера. — Я не хочу видеть твою задницу.
— Сев, — стонет Бэррон и, не сводя с меня глаз, ставит на стойку термос. — Перестань говорить «задница».
— Задница, — шепчет Сев, буравя отца взглядом.
Он проходит мимо нее и встает передо мной.
— Что случилось?
— Я оставила Кэмдин в ванной, она ее залила, я испугалась и побежала. Бам. Синяк под глазом.
Я указываю на стоящий позади него виски, мои глаза распахиваются от недостатка в моем мозгу кислорода в следствии одолевшего меня словесного поноса.
— И полное разоблачение. Я пила, глядя, как твои дети купаются в красном пищевом красителе. Вот почему они розовые. И я испекла слишком много печенья. У тебя закончились яйца. И… туалетная бумага. С Сев произошёл казус.
— Моя задница чистая, — говорит Сев, выискивая любую возможность снова употребить это слово.
Бэррону требуется секунда, чтобы все это переварить. Он вскидывает брови, а затем его губы дергаются в легкой усмешке.
— Тогда ладно.
Эй, по крайней мере, теперь у нас в отношениях полная честность. А у меня первый синяк под глазом.
Счастливого Рождества.
31
Хотел бы я знать ответ.
БЭРРОН
В канун Рождества уложить детей спать практически невозможно. Я подумываю о том, чтобы накачать их наркотиками. Ненадолго. Мы с Морганом никогда не были в восторге от Рождества, но благодаря Кейси и моей тете Тилли, девочки никогда так не радовались приходу Санты.
Сев прыгает передо мной, как сумасшедшая, опираясь на мои колени.
Молясь, чтобы Сев не поскользнулась и не заехала мне головой по члену, я смотрю на сидящую со мной на диване Кейси, у нее раскраснелись щеки, с лица не сходит улыбка.
— Сколько печенья они съели?
— Всего несколько, — Кейси поджимает губы, стараясь не рассмеяться.
— Ложь, — смеюсь я, взяв на руки Сев. Кэмдин сидит на коленях у Кейси, ее волосы заплетены в косу. — Сколько ты съела?
Сев сжимает ладонями мое лицо.
— Все!
И тут она разражается смехом маньяка. Я уверен, что сахар — это чертов наркотик для детей.
Это продолжается почти час. Я снова и снова говорю им, что пора спать, а они не обращают на меня никакого внимания. Кейси не помогает делу.
— Эй! — кричит Сев, продолжая прыгать. — Я обращаюсь к тебе.
