это интересует, но, наверное, для девушки важно, да… Чтобы и хорошие парикмахерские, и маникюр, который, как она говорила она не очень любит делать.
- Значит, для меня бы нашлась работа?
- Работа? – совсем меня в тупик ставит не понимаю! – Какая работа? Зачем тебе работа, ты… у тебя же ребенок маленький?
- И что? Значит, мне работа не нужна? Я, между прочим, вышла на работу, когда ему еще года не было!
- И что в этом хорошего? – тут реально не соображаю, она шутит со мной, что ли?
- В смысле, что хорошего? Ильяс? А… жить мне на что было?
- То есть… подожди, а викинг? – я просто в тупике.
- Викинг… то есть Слава в то время работал в Америке, и мы вообще были не вместе. Я жила с его мамой, да, она мне помогала, но…
- Не вместе? – кажется, я реально многого еще не знаю о ней.
- Ты все услышал, Илик. Мама Славы, Кира, помогла мне закончить курсы, получить диплом, устроила меня на работу.
Чёрт, получается, пока я… пока я тратил бабки, отцовское наследство в клубах, еще до того, как выкинуть дурь из головы, мой Воробушек малыша дома бросала и работала?
- На работу куда? А… Ник, как же?
- Ник был с Кирой или с няней. Я ненадолго уходила. Сначала смены были по два-три часа, потом уже четыре, пять… больше.
- Смены? Ты… ты где работала?
- В салоне красоты. Я косметолог, Слав. Ну, правда, совсем медицинские инъекции я не делаю, не хватает образование, но спрос на мои услуги очень хороший и зарабатываю я довольно прилично.
Вот это реально шок. То, что ей пришлось работать!
- Ты… ты должна была найти меня.
- Зачем? Ты…
- Затем. Я бы взял на себя все финансовые дела. Тебе бы не пришлось работать.
- Илик, ты не понимаешь. Я люблю свою работу. Мне она очень нравится. Мне и в клинике у Товия Сергеевича нравилось работать! И… и сиделкой твоей нравилось.
- Неужели…
Сердце колотится, как взбесившийся поршень кровь выплескивая в вены, дальше, как лава потоком обжигающим. Горечь. Боль. Обида.
Разочарование в себе.
- Надя, прости… если бы я знал все это…
- Что «это», Ильяс? Я говорю тебе, что мне очень нравится работать, я хожу в салон с удовольствием. И у Ника прекрасная бабушка Кира… ну, то есть… Ну да, она ему бабушка без всяких то есть. Она мне мать заменяла все эти годы! – Надя говорит с вызовом, а я стараюсь дышать ровно.
Скрыть ярость. Успокоиться.
- Хорошо. Я понял. Надя я…
Понял… Ни хрена я не понял! И не понимаю, как вообще быть! Я должен быть с ней и сыном!
Но отказаться от поездки от этой работы просто не могу! У меня уже готов проект, макет в разработке! Я надеялся, что у меня получится убедить городских и краевых чиновников принять наши предложения.
- Воробушек…
- Что?
Не хочется говорить об этом, хочется… потратить последние часы перед очередной разлукой с умом.
И я просто заваливаю ее на спину, проваливаюсь в ее глаза, в ее аромат. Дышу ее кожей. Зарываюсь в неё, забываюсь… Каждый миллиметр ценен, важен, каждая складочка, каждая родинка.
Красивая она, невозможно! И такая нежная.
И чувственная. Отзывчивая!
Откликается на каждый поцелуй. Тянется ко мне. А потом сама неожиданно берет инициативу в свои руки, опрокидывая меня навзничь, садясь сверху, управляя мной. И я, не фанат таких вот вещей, привыкший к контролю, нереально кайфую, наблюдая, как она двигается, какая она изящная, хрупкая.
Вся моя.
Хотя бы на эти два дня. Потом решим. Хотя бы пока…
- Хорошо с тобой, Ильяс… Мне так хорошо!
- Да, родная, да… И мне…
Наклоняю ее к себе, прижимаю, начинаю двигаться быстрее, шепчу ей на ушко какие-то словечки очень опасные, завлекающие.
Почти хриплю о том, что готов с ней сотворить и наслаждаю и ее смущением, и ее тихим, довольным, грудным смехом…
- Надя…
- Ильяс…
- Люблю тебя!
- Люблю…
- Скучать по мне будешь? – задаю вопрос, ответ на который не хочу слышать, потому что больно, как лезвием по самому нерву.
- Не буду…
А вот это… не понял?
Разворачиваюсь, подминая под себя, не думая о том, что боль причиняю. Самому больнее.
Не понимаю.
Это вот все сейчас тогда, зачем?
Пустила меня в себя – зачем?
Помолвку разорвала, слова эти все говорила?
- Воробушек? В чем дело?
- Ни в чём, всё хорошо…
- Хорошо? Ты сказала, что скучать не будешь! Хорошо? – трясет меня просто! Дико. Завелся как… «Ламборджини» с полоборота! И взлететь готов.
- Не буду скучать, глупый.
- Почему?
- Потому что мы поедем с тобой.
- Что?
- Даже если ты скажешь, что нам нельзя, даже если будешь против. Мы все равно поедем с тобой.
- Снег! Ма! Снег!
Да, снега столько я уже давно не видела! Чудо какое-то! Правда, холодновато, конечно.
Особенно, если учитывать, что несколько дней назад мы еще загорали и купались в теплом Средиземном море.
Ильяс сажает сына на санки, предупреждает, что держаться надо крепко и быстро катит его по дорожке. Ник хохочет от души.
Я иду следом, медленно, наслаждаясь свежим морозным воздухом.
Хорошо, что Илик все-таки уговорил меня купить новые угги и пуховик. Тут на самом деле довольно холодно. Правда, от шубки я отказалась, но мне кажется, я чего-то не знаю, и в отеле меня ждет сюрприз. Потому что моему горцу очень понравилось, как на мне сидела та золотистая норка. Честно, я вообще не очень понимала раньше культ шуб, не то, что я из рьяных защитников животных, но все равно как-то жалко. А потом Ильяс объяснил, что это в столице можно прекрасно зиму отходить в пуховике, или в куртке с утеплителем. А в Ханты-Мансийске и Сургуте морозы, все-таки по серьезнее.
После того как я сказала, что мы поедем с ним, Ильяс сразу повеселел.
Обнял меня, сказал, что такого подарка и не ждал.
- Интересно, а чего ты ждал? Что я буду как Пенелопа сидеть и плести ковер пока ты не вернешься?
- Честно? Боялся, что ты обидишься.
- На что?
- Я увел тебя у жениха, буквально из-под венца стащил, и тут же
