- Думаю, что мы можем обойтись без посредников.
От звука голоса Олега я перестаю дышать и подаюсь непроизвольно вперед, а через миг вижу его. Серьезный весь, хмурый, он заходит в комнату следом, от чего Кистаева аж косит. Он совершенно точно не ожидал такого поворота событий! И да. Я снова вижу ту самую бурю, когда Олег видит, в каком положении я нахожусь.
- Руки от нее убери, - рычит предупреждающе, делает шаг, Кистаев хмурится и тихо шепчет.
- Олег, сколько лет, сколько зим…
- Я серьезно. Отойди от нее.
- Извини, она моя…
- Она — моя.
- …Гостья, - заканчивает, потом выпрямляется и улыбается, - Неужели ты…
- Хватит трепаться, - грубо прерывает, потом достает бумаги и слегка щурится, - Я знаю, чего ты хочешь, и зачем здесь Алиса. Есть встречное предложение.
- Интересно…
- Тебе нужна ваша фирма?
- Неужели ты можешь мне ее предложить?
- Нет, ее не могу, а вот кое-что другое с радостью. На два шага от Алисы отошел.
- Прежде, чем выдвигать условия, покажи, чем платить будешь.
- Я отдам за нее свою.
Что?! Что он только что сказал?!
Не понимаю ничего — хлопаю глазами, как дура, пока рука моего мучителя все еще покоится рядом с моей шеей — недолго. Через мгновение ее давление пропадает, я могу в теории дышать свободней, но это тоже ненадолго. Кистаев начинает смеяться.
Правда, отходит. На два шага от меня в сторону, как и было сказано. Олега этот факт не особо радует и расслабляет, конечно… Он так напряжен, что воздух вокруг его фигуры искрится, а я смотрю на него по-прежнему во все глаза и до сих пор не понимаю: что он только что сказал?!
Елагин и поясняет.
- Я не знал, чем все это кончится, и попросил друга привести мне пустую дарственную. Впишу туда все, чем владею, взамен мы с Алисой уйдем. Тихо и мирно.
- Где гарантии?
- Мое слово.
- Когда-то ты мне давал свое слово, что используешь документы против мэра.
- Но ты все равно правишь.
- Не твоими стараниями.
- Я не обещал ради тебя стараться. Ты дал мне возможность, я решил ее не использовать, вот и все. А теперь: да или нет?
- У тебя маловато козырей, чтобы выдвигать мне какие-то условия.
- Это не условия, сделка. Мы оба знаем, что я в любом случае уйду из этого дома, а если с Алисой что-то случится — жизнь положу, но ты у меня говно жрать будешь.
Кистаев поджимает губы. Теперь я убеждена на сто процентов, что он боится Олега. Но почему?… Неужели из-за его статуса? Очевидно, поэтому. Мне известно, что Олег очень сильно поднялся, но, по его словам, в темном мире связей не имеет. Наверно и логично: имеет другие. Не только меценаты, бизнесмены! Конечно! Наверно и еще кто-то... Да... У Кистаева здесь власти намного меньше, чем у Елагина в Москве: очевидно.
- Да или нет? - повторяет настойчиво, но тихо, и Кистаев сдается.
- Да.
- Тогда присядем.
Олег бросает на меня короткий взгляд, которым словно спрашивает: все нормально? Я киваю пару раз, а сама только и думаю: что же будет, когда он передаст этот самый статус, который сейчас, как щит, нас защищает? Связи у него останутся в любом случае, но потеря фирмы и денег намного снизит его собственное значение. Даже я это понимаю. Надеюсь, что у него есть запасной план…
Боже, как мне страшно… и страшно даже после того, как Кистаев отпускает своего человека. Так даже хуже почему-то… словно это мнимая, призрачная безопасность…
Смотрю на отца. Ему вот совершенно плевать на все. Он слегка улыбается, прикрывает глаза, потом снова их открывает и четко следит за Олегом и Кистаевым. Они сейчас сидят у другого окна, заполняют бумаги, а я с места не могу сойти — сижу, поджав ноги к груди, утыкаюсь в колени и не верю, не понимаю, но надеюсь: все совсем скоро будет кончено.
Так и выходит. Через двадцать минут Олег ставит размашистую подпись, передает документы Кистаеву, а потом встает.
- Надеюсь, что это все?
- О да…
Я даже с расстояния вижу, как алчно горят глаза у нынешнего мэра — чертов Смауг смотрел на свою золотую гору и то с меньшей любовью. Мерзко. Нет, правда, насколько же это мерзкий, ничтожный человек, а Олег…
Он идет в мою сторону как-то слишком уж быстро, стремительно. Черт… нет, это совершенно точно не конец.
- Ты как? - хрипло спрашивает, когда сам поднимает меня с кресла, но я молчу.
Не могу говорить — внутри меня бьет дикая тревога, сердце так и кудахчет… нет, это совершенно точно не конец. Господи… что же будет? Олег это тоже будто понимает и кивает пару раз, шепчет одними губами:
- Все будет хорошо…
- Олег… - раздается голос Кистаева, от которого у меня внутри все леденеет, - Знаешь? А ты все-таки обещал мне «стараться».
Дальше происходит сразу несколько событий. Меня грубо, сильно толкают в сторону так, что я падаю на пол и ударяюсь бедром. Боль мигает, как яркий всполох грозы, но он меркнет также быстро. Внимание-то переключается…
Выстрел.
Оглушающий выстрел, звенящий в ушах, который ударной волной накрывает меня собственной паникой, бьющей изнутри. Все вокруг становится ярче. Олег стоит прямо передо мной, как будто загораживает, а на его плече под белой футболкой кровавое пятно, которое быстро, стремительно расползается.
Еще один выстрел.
Мир на миг пульсирует в самую высокую грань яркости и ухает в темноту следом. Я теряю сознание от огромного, сокрушительного взрыва адреналина и ужаса, что мгновение назад стало последним, когда я видела Олега живым…
Глава 20. Прощай
Алиса
Я медленно открываю глаза от мерного пищания.
Пи-пи-пи.
Резкий запах лекарств и одно только «пи-пи-пи»…Где я? Это больница? Ничего не понимаю. Вокруг все еще какое-то старое и грязное. На что-то сильно похоже. На что? Я не могу выцепить образ из потока собственного сознания — до него просто невозможно дотянуться в принципе! Будто покрыт густым туманом…
- Алисочка…
Слышу свое имя где-то на задворках. Знаете, как фотки блюрят? Контуры немного разводит, словно подсвечивают картинку изнутри. Вот тоже самое с этим голосом. Он какой-то…размытый, но я точно знаю, кому принадлежит.
- Мамуль?
Пару раз моргаю — мама нависает надо мной сверху и улыбается. Что она здесь делает? Сколько я провела в отключке?! И почему я вообще отключилась?! В меня попали?! Стоп! Стреляли же!
- О боже… - хриплю, - Где Олег?! Что случилось?!
Мамино лицо искажает печалью. Почему?! Она ничего не говорит, но я же вижу! Я…
- Нет…
- Алис, мне очень жаль…
- Нет! Молчи!
Я узнаю это выражение лица. Когда случалось что-то плохое, мама всегда так смотрела: жалостливо и болезненно. Случилось что-то очень плохое, и пусть она молчит — я знаю. Олега больше нет…
О господи. Его нет.
Мое сердце сжимает такая адская боль, что я не могу вдохнуть. Получается только совсем коротко, хуже, чем при отдышке. На каждом глотке кислорода, мой бедный, самый важный орган, словно пронзают раскаленные кинжалы. Господи, как же это больно…
Легкие печет. Внутренности сворачивает в узел. Я рук не чувствую, хотя сжимаю себя ими так цепко, как только могу. Должно быть больно, я знаю, а нет — ничего не чувствую. Моя душа так страдает, что на тело не остается сил — его больше нет.
Пи-пи-пи
Олег умер.
И меня закручивает в какую-то дикую карусель, где нет ни одного светлого пятна.
Похороны. Большой, черный гроб, где лежит он. Все такой же красивый, каким он останется навсегда: ничего не изменится. Олегу не суждено доказать что-то мне, себе, Давиду… Это ему не суждено увидеть, как его сын станет взрослым, как закончит школу, университет, сыграет свадьбу…
Пи-пи-пи
Все кончено.
Потом я вижу Давида. Как он растет, меняется, как становится похожим на отца. Я уже сейчас знаю, что он будет его копией, и как же это страшно вдруг. Каждый раз, глядя на него, я вижу Олега. Он кроется в улыбке, в хитром блеске глаз, в смехе…Елагин так редко смеялся сам, теперь вон навёрстывает через сына. Я рада. Это ведь прекрасно, и обладая таким смехом, жадничать — грех. Давид им не страдает. Он щедро раздает улыбки вплоть до совершеннолетия, да и во взрослой жизни на них не скупится.
