день, затем проводим время с лошадьми. После этого мы расходимся по своим делам. А вечером мы встречаемся снова.
Я не знаю, о чем я думал, предлагая научить ее ездить верхом. Глядя на ее широко раскрытые от удивления глаза и слушая ее заливистый смех рядом с лошадьми, у меня в горле постоянно стоит комок. Верховая езда вызывает улыбку на ее лице, и я готов из кожи вон лезть, чтобы она там оставалась всегда.
Или, может быть, я эгоистично хочу удержать ее на ранчо.
Даже если мне страшно видеть ее верхом на лошади.
Но это то, что нужно ей, а если быть честным, то это то, что нужно мне. После Мэгги, у меня уходят все силы на то, чтобы смотреть, как женщина садится на лошадь.
Но с Руби я не вижу Мэгги. Потому что Руби ― это не Мэгги.
Она та самая, которую я и не надеялся встретить. И я понимаю, что она ― лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Мне нравится ее прекрасная душа. Ее великолепное лицо. Ее тихие сексуальные вздохи, от которых у меня встает каждый раз, когда я слышу этот звук. Ее широко раскрытые глаза. Я хочу подарить ей каждый гребаный восход солнца в небе.
Черт, я бы отвез ее в Калифорнию, если бы она попросила.
Господи. Неужели я так далеко зашел?
Да. С Руби ответ всегда ― да.
Притормозив на светофоре, я проверяю свой телефон. Словно на автопилоте, мои пальцы нажимают на нашу страницу в Инстаграме. Чаще всего я ловлю себя на том, что прокручиваю ленту, когда ее нет рядом. Потому что, черт возьми, я скучаю по ней.
Наше фото, которое она сделала, набрала уже три тысячи лайков. Комментарии разные.
Вы все сделали это на 100 процентов.
Вы двое прекрасны вместе.
Где здесь горы?
Как мне найти ковбоя?
Но к черту комментарии и к черту социальные сети. Единственное, на чем я сосредоточен, ― это улыбающееся лицо Руби. За последнюю неделю я смотрел на него, наверное, раз пятьдесят.
На фото она выглядит просто великолепно ― сияющая, как солнце, волосы развеваются на ветру, прильнувшая ко мне, как будто ей там самое место.
И, черт возьми, я выгляжу как счастливый человек.
Эта мысль ― как удар в грудь, переворачивающий все, что я знал. Но я больше не могу это игнорировать.
Это больше, чем просто хороший секс.
Господи, я дал ей прозвище.
Она ― мой подсолнух, создающий хаос с тех пор, как появилась в моей жизни. Хаос, без которого я больше не могу обойтись.
Я проношусь на зеленый сигнал светофора, поворачиваю налево, чтобы выехать на дорогу, ведущую к ранчо.
Невозможно отрицать. Она свела меня с ума одним поцелуем. Каждый день она озаряет мою жизнь улыбкой. Чертовой улыбкой. Как ей это удается, я не знаю. Знаю только, что хочу, чтобы она была рядом со мной. Потому что, когда я заканчиваю с работой на ранчо, все, о чем я могу думать, ― это вернуться к ней.
И чем ближе мы становимся друг к другу, тем чаще я задумываюсь, не обманывал ли я себя все это время. Все лето я позволял страху управлять собой. Страх заботиться о ком-то еще, потерять кого-то еще…
Начать все сначала.
Хочу ли я этого?
Да. Хочу, черт возьми.
Подъезжая к въезду на ранчо, я сбрасываю газ. Грузовик Форда стоит на берегу ручья у дороги. В русле ручья я вижу своего старшего брата, который вытаскивает сгнившие столбы забора. Проехав поворот, я останавливаюсь и выпрыгиваю. Форд бурчит приветствие, его лицо скрыто под бейсболкой.
Без разговоров я беру в руки молоток. Несмотря на изнурительный труд и Форда, проклинающего солнце, мы убираем столбы всего за двадцать минут.
Я вытираю лоб.
― Разве не Уайетт должен был этим заняться?
Кивок.
― Уайетт пропал. Не видел его весь день. У меня кулаки чешутся дать ему по зубам. Или по голове. Я еще не решил. ― Он дергает подбородком в сторону ручья. ― Какой-то идиот завалил русло ручья пивными банками, так что это следующий пункт в моем списке.
― Ты звонил ему? ― спрашиваю я, уже вытащив телефон и набирая номер Уайетта.
― Дважды.
Он звонит и звонит, и наконец переключается на голосовую почту.
― Он может быть вне зоны доступа, ― говорю я. Периодическое отсутствие сотовой связи ― типичное явление на ранчо. Если он вне зоны доступа, то связаться с ним не получится, пока он не подъедет поближе.
― Я поеду на ранчо, ― говорю я Форду, пытаясь избавиться от беспокойства. ― Посмотрим, там ли он.
Всю короткую дорогу до коттеджа мои мысли были заняты Уайеттом. Мне это не нравится. Он, конечно, любит валять дурака, но это не похоже на него ― уклоняться от своих обязанностей. Когда мы были детьми, он всегда вставал с солнцем, чтобы помочь мне с лошадьми и по хозяйству.
Когда я въезжаю на гравийную дорожку своего дома, я вижу, как Руби возвращается из лоджа. Подол ее сарафана развевается, когда она направляется к своему коттеджу с пакетом яблок в руке.
Как только я вижу ее, все мысли о ранчо, о Уайетте мгновенно улетучиваются.
Я припарковываю грузовик, хватаю ее шляпу, выпрыгиваю из машины и встречаюсь с ней между своим домом и ее коттеджем.
Она сияет и подбегает ко мне.
― Привет, ковбой, ― растягивая слова, произносит она, поднимая пакет с яблоками в знак приветствия. ― Шеф-повар дал мне немного лишних яблок с конкурса выпечки. ― Она наклоняется ко мне, ее голубые глаза сверкают. ― Я все еще думаю, что тебе нужен сад.
Я усмехаюсь и качаю головой. Она практически королева моего ранчо.
Черт. Мне это нравится. Чертовски сильно.
Эта мысль пронзает меня как пуля.
Ее место здесь.
Ее место со мной.
Опустив пакет с яблоками, Руби кивает на шляпу, зажатую в моей руке, ее алые губы приоткрываются.
― Что это?
― Нашел тебе кое-что в городе. ― Я надеваю шляпу ей на голову и сдерживаю улыбку. В ней она выглядит как маленькая дерзкая ковбойша. ― Если собираешься научиться ездить верхом, то и одеваться надо соответствующе.
Она вздыхает.
― О, Чарли, ― говорит она, прижимая руку к сердцу, и на ее милом личике вспыхивает радость. Она смотрит вверх, затем ее взгляд встречается с моим. В ее глазах блестят слезы. ― Спасибо. Мне она так нравится.
