всей жизни, но это и самая большая правда, которую я когда-либо озвучу.
— Если бы и была причина, по которой я хотел бы остаться, это было бы ради твоей мамы, тебя и Мелани.
— Джейкоб?
— Да?
— Тогда почему ты не можешь?
Я вздыхаю.
— Потому что моя работа и моя жизнь находятся в Калифорнии. Я буду часто уезжать, и это будет несправедливо по отношению к каждому из вас.
— Я понимаю.
Я рад, что он понимает, потому что это самая большая чушь.
— Я бы хотел, чтобы все было по-другому.
— Я тоже. Ты был бы отличным отчимом.
Мое горло сжалось от эмоций.
— Давай отвезем тебя домой, чувак.
Мы снова начинаем идти, а у меня голова идет кругом. Я хочу сказать больше, опровергнуть ложь, которую наговорил, и сказать ему, что это потому, что я чертовски боюсь полюбить, а она бросит меня, потому что увидит, что жизнь, которую я могу дать, не является стабильной. Я хочу побежать к Бренне домой, заключить ее в объятия и рассказать ей о настоящих причинах и о том, что я буду бороться с ними, если она позволит мне. Бренна уже имела дело с мужчиной, который постоянно исчезал, и я боюсь, что она больше никогда этого не захочет. У нее было достаточно разочарований. Сколько дней рождений пропустил Люк? Годовщин, которые не были отпразднованы? Сколько раз ей приходилось переживать ночи, когда она хотела, чтобы он обнял ее, но его карьера была на первом месте? Со мной жизнь была бы такой же. Если мне нужно быть на съемочной площадке, я обязан это делать по контракту. Но потом я думаю о Бренне. Я представляю, как просыпаюсь рядом с ней, как мы вместе ужинаем, как смотрим кино по средам и вместе ходим на ярмарку. Я вижу, как раз в неделю встречаюсь с ней за обедом в закусочной, и мы украдкой уходим к ручью, где занимаемся любовью под звездами. И тогда, словно моя мать, или Бог, или кто-то еще подсказывает мне, и я понимаю, какой изгиб мне нужно сделать.
Бренна
— А как же слухи, которые ходят по городу о тебе и Джейкобе? — спрашивает Сильвия.
Прошла неделя с тех пор, как она в последний раз заходила к нам без предварительного звонка, и я подумала, что, может быть, мы уже сдвинулись с мертвой точки. Очевидно, это было не так. Даже если визиты стали реже, навязчивость не уменьшилась.
— В этом нет ничего особенного.
— Магнолия сказала, что вы снова обедали вместе.
— Сильвия, мы обедаем вместе раз в неделю, чтобы обсудить пьесу…
В итоге мы держимся за руки под столом или он занимается другими вещами — непристойными вещами.
Она возвращается к сушке посуды на стойке.
— Я просто хочу сказать, что Люк был бы очень разочарован, если бы ты нашла кого-то вроде него на его место.
Гнев кипит в моей крови, потому что она не имеет права диктовать что-либо в моей жизни, а тем более пытаться заставить меня испытывать стыд за то, с кем я решила встречаться в будущем.
Два месяца назад я бы смирился с этим, но не сейчас. Не только потому, что она не имеет права, но и потому, что если я и хочу видеть кого-то в своей жизни, так это Джейкоба. Я не позволю ей унижать его.
— Во-первых, никто и никогда не заменит Люка. Так не бывает. Люк всегда будет отцом Мелани и Себастьяна. Он всегда будет мужчиной, которого я любила и с которым создала семью. Какого бы мужчину я ни выбрала, чтобы любить дальше, он не будет заменой мужу, которого я потеряла. Во-вторых, Джейкоб — хороший человек. Он замечательно относится к детям и ко мне. Сколько голливудских звезд вызвались бы стать режиссерами спектакля для толпы детей? Никто, так что я не уверена, из-за чего, по-вашему, Люк мог бы разочароваться.
Ее рука подлетает к груди, и она хрипит.
— Слишком рано!
— Не вам об этом говорить.
— Прошел всего год, Бренна! Как ты можешь смириться с его потерей?
Злая женщина внутри меня так сильно хочет наброситься на нее, отшить и сказать, что это не ее дело — указывать мне, как жить, но я не такая. Она злится на меня, потому что ей все еще больно. Я знаю это, и хотя было бы легко ответить ей тем же, спорить и ругаться, это было бы неправильно. И все же то, что она не готова отпустить его — не мой крест.
Я сажусь на кровать и жду несколько секунд. Я говорю тихо и с пониманием.
— Я никогда не смогу смириться с потерей Люка.
Она отбрасывает рубашку, гнев все еще излучается от нее.
— И все же ты продолжаешь заниматься Бог знает чем с этим человеком в городе, откуда родом мой сын.
— Вы хотите, чтобы я до конца жизни оставалась одна?
Этот вопрос, кажется, шокирует ее.
— Конечно, нет! Но почему так скоро?
— Неважно, будет ли это через полгода или сейчас, — говорю я ей. — Неважно, когда, с кем или в каком городе мы живем, все равно это будет ощущаться именно так.
— Мне не нужна терапия.
Я улыбаюсь.
— Может, и нет, но мы все равно скорбим, независимо от того, говорим ли мы об этом. Мы растем, исцеляемся и учимся каждый день. Потеря и горе — это ужасно, и этапы их прохождения не зависят от того, проходите вы терапию или нет. Я любила Люка. Я всегда буду любить Люка. Он был замечательным мужем и отцом. Но его больше нет, как и меня. Я хочу снова любить. Я хочу, чтобы у меня был кто-то, с кем я могла бы разделить свою жизнь.
Она берет мою руку в свою.
— Я не хочу, чтобы ты была одна, Бренна. Я просто…
— Вы еще не готовы к тому, чтобы я была готова.
Долгий вздох, который она испускает, похож на сдувающийся воздушный шарик. Она больше не злится и не пылает яростью. Теперь в ней говорит печаль.
— Нет, я не готова.
— Мы с Джейкобом не… ну, мы просто друзья.
— Тебе не нужно мне врать, милая. Я вижу, что происходит, так же ясно, как и все остальные жители города.
— Я обещаю, что здесь нет ничего особенного.
Ее мягкая морщинистая рука проводит линию по моей щеке.
— Может, ты и говоришь себе так, но, как ты заметила, какой мужчина станет режиссером спектакля
