Где и должна произойти встреча.
Собственно, очень даже в стиле Нечаева – его гнилой душонке такие места по вкусу.
Смотрю на часы, а время неумолимо приближается к четырём – часу, когда решится если не всё, то очень многое. Часу, когда Нечаеву подожгут пятки смоляным факелом.
Поступаю ли я плохо? Возможно, нужно было простить, забыть и отпустить? Махнуть милостиво рукой и упиздовать в закат? Уехать, как предлагала Маша, к чёрту на рога и зажить там совсем другой жизнью, годами изображая кого-то другого? Отличный план, но мне не подходит.
Уже не подходит.
Я дважды пытался так сделать. Первый восемь лет назад закончился полным провалом. Второй раз вообще не хочется вспоминать. Так что теперь пойдём другим путём.
Нечаев сам вырыл себе яму, решив найти киллера. Только не учёл, скотина, что я не лох вислоухий и умирать пока что точно не собираюсь. Я восемь лет назад ничего не смог доказать. Не смог убедить трусливого мента, опрашивающего меня в палате, что это Нечаев со мной такое сделал. Ну и хрен с ним, сейчас не отмажется – слишком далеко его игрища зашли.
Мимо проносится машина Арса, а я напрягаюсь. Как он? Мы не разговаривали со вчерашнего вечера, и я волнуюсь за него больше чем за себя. Только осознание, что на этот раз надо сделать всё правильно, не даёт совершить какую-то глупость.
– Едет, – майор поворачивает голову в мою сторону, а я киваю. – Наружка вела Нечаева от дома, он уже близко.
Испарина вмиг покрывает позвоночник. Вдруг перед глазами возникает Маша. Чем она сейчас занята? Надеюсь, не плачет – не хочу её слёз, они меня убивают. Я столько раз висел на волоске от смерти, но всегда в этот момент думал о ней. Моя Бабочка…
Давлю на корню порыв позвонить ей. Просто услышать её голос. Но нет, не время – вряд ли из меня сейчас хороший собеседник.
– Приготовились, – командует кому-то в трубку майор, бросая на меня предостерегающий взгляд.
Поднимаю руки и усмехаюсь. Да не выйду я наружу, не ссы, майор. Не в моих интересах затеять это всё, а потом глупой рефлексией развалить такую операцию. Что я, идиот, что ли? Хотя временами очень даже похож на него.
Осознав, что я не собираюсь рыпаться, майор отворачивается и толкает дверь. Пригнувшись, выходит из машины и, закамуфлировавшись позеленевшими кустами, осматривает пустырь. А я считаю автомобили, подобно нашему спрятавшиеся от посторонних глаз.
Два, три… пять. И один фургон.
Майор замирает, будто по нему жидким азотом прошлись. То ли опыт сидения в засадах сказывается, то ли природная способность мимикрировать, но он, кажется, даже дышать забывает. Но вдруг как гаркнет:
– Три, два, раз! Вперёд!
И срывается с места, как горный сайгак, следом из других машин вываливаются оперативники, как горошек из банки. Аж в глазах мелькает. Проходит минута, вторая, я выкуриваю ещё одну сигарету, прислушиваясь к гневным окрикам. И когда кажется, что сорвусь и наломаю дров, к машине споро возвращается майор.
– Взяли, – выдыхает и вытирает пот со лба. – Теперь не соскочит.
Да неужели? Надо, наверное, радоваться, но я не могу верить, пока не увижу собственными глазами.
– Мне надо туда, – заявляю, отстёгивая ремень безопасности, а майор устало улыбается.
– Сюрприз? Ну, давай. Гулять так с музыкой. Всё равно уже не отвертится.
В его голосе сквозит облегчение и гордость. Впрочем, он на самом деле молодец.
Выхожу на улицу, втаптываю окурок в землю и быстро иду к пустырю. Первым замечаю Арса. Он стоит чуть поодаль, на запястьях браслеты. Тоже часть фарса, необходимая часть, но мне больно видеть его таким. Улыбается лишь глазами и медленно кивает. Делаю знак рукой – наш условленный с ним. Всё хорошо, приятель. Уже всё хорошо. Скоро всё закончится.
Но больше всего меня волнует Нечаев и только он. Шаг за шагом я приближаюсь к сине-белому бобику, рядом с которым курит бледный мент. Смышлёный парень понимает всё без слов, и через секунду дверь приоткрывается. А там на деревянной лавке сидит Нечаев.
– Привет, Стёпа, – усмехаюсь, а он дёргается так, словно я его сапогом по роже двинул. Бледнеет, после краснеет, а глаза превращаются в два огромных блюдца.
Как у одного из псов из сказки "Огниво".
Секунды кажутся вечностью, мы смотрим друг на друга, не дыша, и даже лёгкие саднить начинают. Я ненавижу его так сильно, что даже триумф не радует. В него просто не верится.
Но вдруг Нечаев запрокидывает голову, издаёт странный горловой звук и заходится в приступе хохота. Кукушкой, что ли, двинулся?
– Коновалов, сука, – хрипит, утирая слёзы. – Что ж ты, падла, живучий такой?
Но его веселье обманчиво: он пытается рвануть вперёд, чтобы, наверное, придушить голыми руками, настолько озверевшим кажется, но мент захлопывает дверцу, отсекая нас друг от друга.
Нечаев рвётся наружу, готовый проломить бронированную сталь обшивки, а я разворачиваюсь и ухожу. У нас ещё будет шанс поговорить с Нечаевым, но пока хочу остаться один, иначе меня просто порвёт на части.
– Я скоро подъеду в отделение, – говорю майору, а он кивает, заводя мотор. – Сам доберусь, езжай.
Майор не спорит, и вскоре я остаюсь один на крошечной поляне, а руки горят от желания успокоиться привычным и любимым способом.
Достаю из голенища нож, вырезаю на стволе дерева слово: "Стёпа" и, отойдя на десять шагов, резко бросаю его. Вот сейчас станет легче, вот сейчас я успокоюсь.
Правда, помогает, потому уже через десять минут я вызываю такси. Называю приехавшему через пять минут водителю адрес отделения полиции и, откинувшись на сиденье, наконец-то вытягиваю ноги.
Вот теперь можно и поговорить со Стёпой по душам. А потом к Маше.
Глава 45
Клим.
С нижней ступеньки буквально спрыгиваю, гонимый переизбытком адреналина, но всеми силами стараюсь не показать своего возбуждения. Оно запечатано внутри, а внешне я абсолютно спокоен, непроницаем. Никому не нужно знать, что творится в моей душе, в насколько
