тетради, попутно объясняя, что к чему, и что такое элементарные функции. Когда дело доходит до экспоненты, она зевает, и я вдруг понимаю, что Люси почти не слушала меня.
– Разве ты не хочешь разобраться в теме? – Спрашиваю я, откладывая ручку.
– А зачем? – Она садится и лениво потягивается. – В жизни мне это вряд ли пригодится.
– Всякое бывает.
– Если понадобится информация про экспоненту, я найду ее и разберусь, – отмахивается Люси, – а так, в жизни больше пригождаются навыки выживания, предпринимательское дело и основы экономики, а также минимальные знания по психологии. Это чтобы не свихнуться, когда нахлынет депрессия. Даже правописание не пригождается – теперь телефон и компьютер все правят за нас!
– Это, конечно, так. – Я тоже сажусь. – Но разве тебе не хочется… ну, не знаю… быть первой в классе, получать высокие оценки?
– Меньше месяца до конца года, а потом мы все разъедемся, кто куда! – Усмехается Люси, заправляя за уши короткие пряди. – Учеба меня не парит. К тому же, лидерство заключается не только в оценках. И вообще, у меня никогда не было цели выбиться в лидеры, я просто была самой собой.
– Кстати. – Я отряхиваю невидимую пыль с учебника, подбирая нужные слова. – Хотела спросить у тебя про Мартину.
– Кто это?
– Мартина Сунд, вы учитесь вместе.
– А! Сатанистка? – Догадывается она.
– Сатанистка?.. – С недоумением повторяю я.
– Ну, да. Одевается в мятое тряпье, красит глаза и губы пугающим черным, а прическа у нее, будто ей волосы собаки драли. Прогуливает уроки, а если приходит, сидит сзади в углу – в общем, ведет себя до жуткого странно, поэтому мы и зовет ее сатанисткой.
– Вы это кто? Ты и Саша?
– Да. – Улыбается Люси. – Еще Ана и Паула. Все девчонки в ужасе от этой Мартины и стараются держаться от нее подальше.
– Но она не сатанистка. – Хмуро говорю я. – Умная и милая девочка, просто любит черный цвет.
– Буду знать. – Облегченно обмахивается руками Люси. – А то переживала, как бы она не наложила на меня проклятье! Саша говорила, что слышала, как эта Мартина причитает что-то себе под нос, глядя на нас: то ли заклинание, то ли что-то еще. Честно говоря, я побаиваюсь ее после этого.
– Вы обижали ее? – Прямо спрашиваю я.
И, судя по лицу, Люси становится не по себе.
– Что? Что ты имеешь в виду? – Пытается отшутиться она.
– Мы общаемся с Мартиной в моем мире, и я хорошо ее знаю. Сегодня, когда мы встретились перед уроками, она так отреагировала на меня… мне показалось, что она ждет от меня какую-то гадость. Мартина явно была напугана.
– О, ясно. – Люси неловко отводит глаза. – Наверное, просто удивилась, что ты с ней поздоровалась. Обычно мы не контачим. Ну, ты понимаешь.
– Вы обижали ее, да? – Повторяю я. – Просто скажи мне, я не буду осуждать тебя.
– Я… мы… – Люси поднимает на меня взгляд. Ее щеки пылают, она выглядит растерянной. – Мне немного стыдно. Это все Саша.
– Я понимаю.
– Она почему-то цепляется к ней. Не знаю почему. – Выдавливает Люси, заламывая руки. – Лично мне Мартина ничего плохого не делала, и я никогда не видела, чтобы она колдовала, или что-то такое. Но Саша сказала, что знает Мартину и ее семью, они живут неподалеку. Сказала, что ее мать тоже колдунья, наводит порчу за деньги…
– Мать Мартины работает барменом в боулинг-клубе. – Вздыхаю я.
– Черт, я догадывалась, что она просто так к ней цепляется… – Прикусывает ноготь Люси. – Но что я могла поделать?
– Я знаю, как это происходит. – Тихо говорю я. – Ты держишься обособленно, не хочешь привлекать к себе внимания, много не разговариваешь при посторонних, и сверстники принимают твое поведение за слабость. Так появляются изгои. Сначала тебе чиркают в тетрадях, потом подставляют подножку, затем обзывают, и если ты не даешь отпор, унижения становятся жесткими и в основном публичными. Те, кто делает это, жаждут одобрения публики. И если получают, входят в раж.
– Ты так говоришь, будто испытала это на себе. – Изумленно таращится на меня Люси.
– Да. И это больно. – Киваю я. – И очень неприятно. Иногда настолько, что ты боишься идти утром в школу. Каждый день – как новый день войны.
– Мне очень жаль. – Почти беззвучно произносит она.
– В моей вселенной это делает Саша, поэтому мне хорошо знакомы ее приемчики. Но там она не выходит за рамки, ведь мне есть на кого опереться – у меня есть Мартина. Там нас двое, а здесь она одна, и я догадываюсь, что травля тут не ограничивается одними оскорблениями.
– Ты права. – Виновато опускает голову Люси. – На прошлой неделе они плевали в ее рюкзак, а когда Мартина обернулась и попробовала возмутиться, Саша толкнула ее в грязь. Она упала и ударилась, а мы… мы смеялись. Я… я чувствовала, что поступаю плохо, и мне было не по себе, но я не смогла. Я испугалась пойти против Саши. Тогда бы и я осталась совсем одна.
– Дин в моем мире находится в той же ситуации. – Признаюсь я. – Артур и Винс издеваются над другими ребятами, оскорбляют, иногда калечат, а он даже не делает попыток им помешать. Я вижу, что ему не по вкусу такие развлечения, но он отворачивается, когда они обижают кого-то. Он тоже боится остаться один. Эта проблема шире, чем кажется.
– Винс и Артур – его друзья?! Эти гориллы?
– Да. С тех пор, как они сдружились, его учеба полетела под откос.
– С ума сойти!..
– Если постоянно закрывать глаза на чужую боль, однажды ты окажешься в такой же ситуации, и боль уже будет твоей. И тогда ты поймешь, каково это – быть жертвой без надежды на чью-либо поддержку. – Говорю я, тронув ее за руку. – Мне кажется, Дин понял. Потому что сегодня он дал отпор своим дружкам. Я не знаю, к чему это приведет, но он впервые поступил по совести с тех пор, как… с тех времен, что мы не общаемся.
– А что произошло между вами тогда? Четыре года назад? – Оживляется Люси. – Ты ведь так и не сказала.
– Мы были
