малой пока полностью на груди.
— Конечно-конечно, — понимающе киваю я. — Иди.
— Вась, а ты помнишь тетю Карину Гольдман? — приятельница переводит взгляд на дочь. — Вы ведь с ней уже знакомы.
— Помню, — бойко отзывается девочка, разглядывая меня с нескрываемым интересом. — Вы мне на День рождение Беби Борн дарили, да?
— Да, — улыбаюсь, внутренне жалея о том, что в этот раз у меня нет для нее презента. — Кажется, это было года три назад.
— Дочь, побудь с тетей Кариной, чтоб она не заскучала, пока я Санька кормлю, — командует Инесса, направляясь на второй этаж. — Я быстро.
— Вы очень красивая, — заявляет Василиса, приближаясь и усаживаясь на соседний стул.
— Спасибо, — смеюсь я, тронутая ее детской непосредственностью. — Ты тоже красивая, и волосы у тебя замечательные. Золотые и длинные, как у принцессы.
— Рапунцель — мой любимый мультфильм! — с воодушевлением делится она. — Я тоже отращу длинные-длинные локоны и никогда их не состригу.
— Хороший план, — хвалю я, отхлебывая чай. — А прически ты делать умеешь?
— Еще бы! — с серьезным видом сообщает Василиса. — Хотите, я вам сделаю? Мне папа как раз вчера набор юного парикмахера подарил!
В глазах девочки столько вдохновенного огня, что у меня язык не поворачивается потушить его отказом.
— Ну давай, — решив рискнуть, соглашаюсь я.
Остается надеяться, что в этом наборе нет настоящих ножниц и моя стрижка от топового московского стилиста не превратится во взрыв на птичьей фабрике. Иначе придется бриться налысо.
Радостно хлопнув в ладоши, Василиса срывается с места и исчезает в коридоре, а буквально через минуту возвращается с яркой коробкой в руках.
Бегло скользнув взглядом по набору «Юный парикмахер», я расслабленно выдыхаю: ножницы в нем есть, но пластиковые и, очевидно, совершенно безопасные. Так что за прическу можно не переживать — даже при желании Василиса ничего мне не отрежет.
— Садитесь вон на ту кушетку, — руководит девочка. — А я встану на стул. Так будет удобнее.
Переместившись на небольшой диван, я откидываюсь на спинку и отдаю себя в руки юного мастера. Вопреки моим опасениям, Василиса действует очень аккуратно и не выдирает волосы, поэтому процесс вполне можно назвать приятным. Колдуя над моей шевелюрой, девочка развлекает меня рассказами о школе и одноклассниках, и я, сама того не замечая, тотально погружаюсь в общение с ней.
— Готово! — спустя двадцать минут активных манипуляций изрекает девочка. — Вот, посмотрите, теть Карин.
Она подсовывает мне зеркальце, и я принимаюсь с улыбкой на лице рассматривать свой новый образ. Яркие пластиковые заколки и челка, заплетенная в тонюсенькие косички, определенно, освежают мой внешний вид и скидывают лет этак десять возраста.
— Ого! Да я прям помолодела, — хихикаю я. — Спасибо, Василиса, мне очень нравится.
— Теперь ваша очередь, — говорит девочка и, быстрее, чем я успеваю что-либо ответить, пристраивается на полу у моих ног. — Можете заплести мне косичку?
Несколько секунд я озадаченно гляжу на ее шелковистые, волнами спадающие на спину волосы, а затем несмело дотрагиваюсь до них кончиками пальцев. Но ощупь они еще более мягкие, чем на вид, и от ощущения их тепла по телу почему-то бегут мурашки.
Надо же, до меня только сейчас дошло, что я никогда и никому не плела косички. Ну, то есть себе-то плела, но это было лет двадцать назад, еще до того, как я в порыве подросткового бунта сделала экстравагантное каре. С тех пор практиковаться мне было не на ком, ведь собственные волосы я больше не отращивала, а с дочерью как-то не сложилось.
А ведь это так здорово, когда у тебя в ногах сидит маленькая девочка и, доверчиво склонив к тебе голову, просит заплести ей косы. Есть в этом что-то неимоверно трогательное и умиляющее.
Осторожно сгребаю волосы Василисы в ладони и, разделив их на три равные пряди, принимаюсь за работу. Плету я, конечно, медленно и неумело, но все равно получаю от процесса истинное удовольствие.
Девочка продолжает свой рассказ про любимые компьютерные игры, а я вдруг ощущаю острый укол сожаления о том, что это не моя девочка.
Карина
— А вот и мы! — на пороге столовой появляется Инесса с пухлым младенцем на руках. — Александр Дмитриевич покушал и готов общаться.
Поднявшись с кушетки, я приближаюсь к приятельнице и с любопытством заглядываю в личико ее сына. Пухлые щечки, крошечные пальчики и малюсенький носик — малыш настолько миниатюрный, что кажется игрушечным. Оказывается, я совсем отвыкла от вида трехмесячных детей.
— На, держи, — Инесса ловко подсовывает мне ребенка и, одернув легкое домашнее платье, отходит на несколько шагов. — Ой, Карин, как тебе идут дети! Загляденье просто!
— Они всем идут, — усмехаюсь я, но тем не менее в груди нарастает странное, граничащее с восторгом чувство.
Со дня смерти Максимки минуло пять лет, и все это время, находясь в обществе младенцев, я испытывала, может, и не раздражение, но определенную неловкость точно. Мне хотелось поскорее уйти, освободиться от напряжения, которое тугим жгутом перетягивало легкие и мешало свободно дышать. Хотелось избавиться от искусственной улыбки, которая сама собой приклеивалась к губам и парализовывала мимику. Должно быть, за этим приторным оскалом я стремилась скрыть свои истинные эмоции.
А вот сейчас я держу сына Инессы и не чувствую никакого негатива. Наоборот, мне даже как-то радостно ощущать эти невесомые килограммы пухлого детского тельца у себя на руках. А еще от пушистой макушки малыша доносится приятный молочный аромат, характерный для маленьких грудных деток. Наверное, именно так пахнет высококонцентрированная нежность.
— Карин, скажи честно, а ты мысленно окрестила меня чокнутой, когда узнала, что в сорок четыре я вновь собираюсь стать мамой? — любопытствует Инесса, поглаживая по голове подскочившую к ней Василису.
Вскидываю глаза на приятельницу и несколько секунд загадочно улыбаюсь, обдумывая свой ответ. Говоря откровенно, да, окрестила. Когда Инесса позвонила и сообщила свою радостную новость, я подумала, что она совсем уж помешалась на продвинутости. Одно дело — романы со вчерашними студентами, и совсем другое — столь поздняя беременность. Ребенок ведь не любовник — когда надоест, пинка под зад не дашь.
Но сейчас, глядя на умиротворенную Инессу в окружении теперь уже двух своих замечательных детей, я вдруг понимаю, что ошибалась. Неважно, сколько тебе лет, кем ты работаешь и каков твой прошлый опыт. Если очень хочется — надо делать. Рожать, прыгать с парашютом, влюбляться, разводиться, набивать татуировки, записываться в танцевальную секцию, путешествовать. Жизнь слишком коротка и интересна для того, чтобы ограничивать себя в своих желаниях.
— Поначалу я, конечно, удивилась, — отзываюсь я, покачивая на руках маленького Сашу. — А теперь
