подмечает Эдик, который все это время находился рядом. — Вот только твой ответ супруге Стругацкого выйдет тебе боком.
— А что я такого сказала? — удивляюсь я, удовлетворенно ощущая, как алкоголь ударяет в голову.
— Ты назвала ее любопытной Варварой и посоветовала укоротить нос, — посмеивается он. — А, учитывая то, что по этой даме давно плачет ринопластика, твои слова она вполне могла воспринять как личное оскорбление.
— Плевать, что она думает, — равнодушно отзываюсь я. — По рукам, которые лезут мне в душу, я безжалостно бью. Пускай зарубит это на носу.
— Да отстань ты уже от ее носа! — ржет Эдик, и я вслед за ним закатываюсь идиотским смехом.
И вот мы, два взрослых, уважаемых человека, стоим посреди тожественно украшенного зала и хихикаем, будто накурившиеся подростки. Вроде бы приятель не сказал ничего такого, но смешно аж до спазмов в животе. А от недоуменно-осуждающих взглядов, которыми нас окидывают чванливые представители светского общества, становится еще смешнее. Впору ложиться на паркет и дрыгать лапками от удовольствия.
Однако секундой позже, когда мой бесцельно блуждающий по залу взгляд цепляется за смутно знакомую мужскую фигуру у входа, смех мгновенно обрывается. Так резко и без перехода, словно мне кулаком в грудь прилетело.
Как там было у Крылова? В зобу дыханье сперло? Вот у меня, кажется, именно так. Легкие перестали функционировать, а обезумевшее сердце рвется наружу. Вот-вот грудную клетку проломит.
Смотрю на Богдана, и меня обдает таким сильным ощущением дежавю, что руки сами собой начинают дрожать, а глаза медленно, но верно выползают из орбит. Я окунаюсь в былое, сладкое и вместе с этим болезненное. Вновь и вновь проживаю миг, который стал решающим во многих отношениях.
Погибаю, травлюсь ядом нежных воспоминанию, мучаюсь, страдаю… Но все равно, как какая-то мазохистка, продолжаю таращиться на парня из прошлого, совершенно не переживая о том, что он того и гляди заметит меня. Обомлевшую, перекошенную от удивления и растерянную.
Два года назад Богдан пришел на день рождения фонда ради нашей встречи. Сам тогда в этом признался. А сейчас? Что он здесь делает сейчас? Неужели тот его благотворительный взнос не стал последним?
Боже… Боже мой. Кто бы мог подумать, что судьба сыграет злую шутку и столкнет нас вновь. Ведь столько воды утекло, несколько лет миновало, и тут вдруг — такая встреча. А я от волнения языком еле ворочаю, ни вздохнуть, ни продохнуть не в силах. Вся одеревенела.
Поверить не могу — передо мной Богдан. Молодой, высокий, привлекательный. Красивый аж до скрежета на стиснутых зубах. Даже красивее, чем в моих воспоминаниях. А еще возмужал, конечно. В плечах раздался и волосы немного отрастил — теперь вместо ежика у него модельная стрижка с выбритыми висками.
Пока я гляжу на Богдана, улыбающегося и приветствующего знакомых, весь остальной мир стремительно теряет краски. Делается неважным, выцветшим и блеклым. Однако стоит женской руке с длинными алыми ногтями по-хозяйски опуститься на лацкан его пиджака, как поле моего внимания мгновенно расширяется.
Теперь, помимо Богдана, я вижу его спутницу. Ухоженную, фигуристую, в кроваво-красном платье в пол. Беглого взгляда на ее аристократически вылепленное лицо достаточно, чтобы понять две важные вещи.
Во-первых, присутствие на подобных светских мероприятиях ей не в новинку. Девушка держится с достоинством, но без излишнего энтузиазма. Вежливо, но в то же время горделиво. Идеальное сочетание вовлеченности и равнодушия.
Во-вторых, с Богданом их связывает далеко не шапочное знакомство. То, как она на него смотрит, как держится за его локоть, как наклоняется к его уху с интимным шепотом на губах, говорит о многом. Вне всяких сомнений, эти двое — пара. Не знаю, насколько прочная и давняя, но точно пара.
Вы рассмеетесь, если я скажу, что это открытие меня ранит? Доставляет боль и острое желание поскорее залезть под стол, чтобы скрыться от посторонних глаз?
Знаю, что рассмеетесь. Потому что это глупо, ненормально и выходит за границы всякой логики. Даже женской.
Понятное дело, я не думала, что все эти годы Богдан тосковал по мне и оплакивал наши несостоявшиеся отношения. Я знала, что он наверняка живет полной жизнь, встречается с женщинами, занимается сексом, возможно, даже кого-то любит…
Но одно дело — просто знать, и совсем другое — убеждаться в этом собственными глазами.
Нет, я рада за него, конечно, рада… Ведь именно ради этого я, собственно, и уехала в Штаты — чтобы дать ему шанс на счастье. И он, судя по всему, этим шансом умело воспользовался. Что сказать? Молодец. Все правильно сделал.
Но тогда что за глупые чувства скулят у меня в груди? Наверное, это просто ностальгия по давно минувшим дням, по прошлому, по себе прежней… Влюбленной, счастливой, окрыленной.
Надо же, а ведь тогда, много лет назад я не понимала, не ценила своего счастья! Меня любил такой мужчина! Человек с большой буквы любил! Сильный, добрый, искренний, с гигантским сердцем и чистой душой. А я взяла и плюнула в эту душу. Нагадила, растоптала его любовь и свалила.
Нет мне прощенья. Не заслуживаю.
Надо уйти отсюда, причем как можно скорее. Еще есть шанс, что Богдан меня так и не заметит. Тут ведь полно народу. Просто по-тихому прошмыгну к выходу вдоль стеночки и уеду. Незачем ковырять едва зажившие раны. Не его, не мои.
Медленно опускаю пустой бокал из-под шампанского на стол и, шепнув Эдику, что отлучусь в дамскую комнату, начинаю пробираться к дверям. Огибаю круглые столы в центре зала и, опустив голову, двигаюсь в нужном направлении. По сторонам лучше не смотреть, не дай бог еще напорешься на какого-нибудь вновь прибывшего знакомого — придется здороваться. А задержки и промедления мне сейчас вообще ни к чему.
До спасительного выхода остается каких-то несколько десятков метров когда мне в спину с пугающей близости прилетает негромкий оклик:
— Карина?
Этот хриплый, слегка прокуренный голос мне ни с чем не спутать. Ведь он приободрял меня в минуты тоски, раздавался над ухом в моменты умопомрачительных оргазмов и рвал сердце на части словами «я не могу тебя потерять».
Застываю на месте и усилием воли сглатываю передавившее горло волнение. Выбора у меня больше нет. Придется пройти это испытание. И желательно — с достоинством.
— Здравствуй, Богдан, — нацепив улыбку, оборачиваюсь я.
Карина
Каждый шаг на пути нашего сближения — это адова пытка, сдирающая с меня кожу вместе с мясом и обнажающая чувства, потаенные на самом дне моей многострадальной души.
Первый шаг — и я проваливаюсь в бесконечную,
