мне даже напрягаться не пришлось, чтобы его услышать, настолько сильно я был сосредоточен на звонке.
– Лучше, чем когда-либо, – коротко бросил и нажал на отбой.
Самодур генеральский. Мне нужно было в город. Срочно надо было что-то решать. Написал Вике смску, чтобы она была готова через пятнадцать минут и ждала меня во дворе, а сам пошел умываться и переодеваться. Помощь рыжей одноклассницы сейчас была как нельзя кстати.
– Товарищ, лейтенант, разрешите? – прокричал Праздников, появившийся на пороге.
– Да, Саша, чего кричишь-то так? – произнесла обессиленно, приложив пальцы к вискам. Голова болела с самого утра.
А все почему?
Потому что по ночам надо спать, а не думать о том, где же шарится твой мужчина, твой будущий муж, и почему он не звонит. Сегодня шел третий день, как Калинин уехал в отпуск. Я пыталась убедить себя, что если Роман до сих пор не позвонил, значит, на то была веская причина.
Но тогда становилось еще страшнее: а вдруг с ним что-то случилось? Он же в ночь должен был ехать по трассе больше чем пятьсот километров. В дороге случается всякое. На таких мыслях я пыталась заткнуть собственные идиотские домыслы куда подальше и успокоиться. Если бы что-то произошло, то мы бы на заставе узнали. Нам бы пришла хотя бы как минимум телеграмма. В очередной раз отогнав тревожные мысли, я с силой зажмурила глаза и, открыв их, перевела взгляд на Александра, по-прежнему стоящего в дверях.
– Там это, – замялся прапорщик, – вам телеграмма пришла.
Что?
Нет, нет – это все причуды моего воображения.
– П-про… – начала говорить, и голос пропал, мне показалось, что я закашлялась собственным дыханием. Разве такое возможно? – Что?
– На вас пришла телеграмма.
Не показалось? Что, что он?..
Стоп, Настя, дыши!
Телеграмма пришла на тебя, значит, ты опять все надумала. И как только я осознала, о чем говорил Праздников, меня прошибло холодным потом. А сердце, как у трусливого зайчонка, убежало в пятки.
Нет, только не это. Я закрыла глаза и часто-часто задышала. Схватила подлокотник стула и с силой его сжала. Мне нужна опора, хотя бы стул. Лишь бы не упасть, не провалиться в бездонную пропасть отчаяния.
Нет. Нет. Нет.
В моей голове взрывались петарды протеста, сердце стучало как сумасшедшее, а я сама, еле разлепив губы, с ледяным спокойствием произнесла:
– Перевод?
Иначе просто сорвусь, упаду в этот омут, черную дыру, которая уже оплела мои руки и ноги и тянула к себе. Оставался лишь подлокотник стула – как последняя надежда, как глоток чистого воздуха в помещении, отравленном ядовитым газом. Всего лишь пластмасса, которую я отчаянно сжимала, надеясь на спасение.
– Да, причем, ну…
– Что? – рыкнула на мужчину, сама того не заметив.
Я была не в состоянии что-то читать. Я вообще была не в состоянии уже третий день и теперь разваливалась на мелкие кусочки. Как та лошадка, в которую играют американские дети на праздниках. Её бьют, бьют палками, пока с нее не посыпятся подарки и конфетти на голову детишкам. Так и со мной: меня били, били собственные родители, и, кажется, именно сейчас с меня должно посыпаться то самое разноцветное конфетти.
– Приказано явиться к новому месту службы в течение недели. Это как-то странно, но…
Что говорил Праздников дальше, я уже не слушала, все его слова потонули в диком истерическом смехе. Моем смехе.
Отец знал. Он все знал.
Слегка пошатнувшись, я поднялась и, не видя того, что происходит кругом, направилась на звук голоса Александра. Тот по-прежнему что-то говорил, а я задыхалась. Расстегнула верхние пуговицы рубашки и схватилась за горло.
Обстоятельства душили меня сильнее, чем удавка. Почувствовав плечом мужчину, я его оттолкнула и вышла в коридор. По-прежнему ничего не видя, я схватилась за стену, измазанную побелкой, чтобы не упасть, чтобы найти выход из этого проклятого ада.
Шаг.
Еще шаг.
Еще три.
Еще десять.
Вот она, дверь.
Вырвалась наружу, спустилась с козырька и упала.
В снег, холода которого сейчас совсем не ощущала.
Мне нечем было дышать, мне нечем было жить.
Неделя закончится двадцать пятого числа. Двадцать пятого числа мне нужно будет быть в Москве. Тогда как Роман прибудет в отряд двадцать пятого. Я опять засмеялась и, тут же набрав в ладони пригоршню снега, засунула ту себе в рот. Чтобы заткнуться. Я не хотела ничего слышать, даже издаваемых собой звуков. Я хотела зарыться в этот снег, чтобы он заморозил мою боль и мои воспоминания.
Какой тонкий просчет, папочка. Какое форменное издевательство. Проучил нерадивую дочку, ничего не скажешь. Выдрессировать меня решили. Показать, что я не имею никакого права жить по собственному желанию. Только по их указке, только по их правилам.
– А-а-а. – Снег во рту растаял, и теперь послышался вой, я больше не смеялась, я плакала.
Набрала еще одну пригоршню снега и уткнулась в нее лицом.
– Анастасия Анатольевна. – Кто-то тронул меня за руку.
Не хочу.
Повела плечом, скидывая прикосновение чужих рук, и только тогда ощутила, как дрожу. Протерла глаза от слез и с ужасом уставилась на покрасневшие руки. Сразу же застучали зубы, как будто до них только дошло, что больная на голову хозяйка замерзла и пора бы напомнить ей о переохлаждении организма еще и так.
Дура!
Поднялась на подрагивающих ногах и пошла домой, в квартиру Калинина. Мне еще детей рожать, а пока не мешало бы согреться.
Неделя.
Мы разминемся всего на несколько дней, а Роман об этом даже не узнает. Теперь у меня не осталось сомнений, почему же он не позвонил. Не смог, ему не дали такой возможности.
А у меня не было номера Калинина. Абсурдная ситуация. Двадцать первый век на дворе. Но я не знала, как найти сотовый номер своего мужчины, своего любимого мужчины. Я не представляла, как найти его в городе, но это не помешает мне уехать раньше. Я должна его найти и встретиться с ним хотя бы на день, хотя бы на минуту. Просто посмотреть ему в глаза, чтобы понять: вместе мы или нет?
Решит ли он нашу проблему или нет…
После разговора с Ворон в плохом настроении я пребывал не так уж и долго. Дело, с которым мне помогла Виктория, не могло не подбодрить. Бывшая одноклассница, которая жила в соседнем дворе, пришла в течение пятнадцати минут и ни капельки не удивилась, когда я объяснил ей, какого рода помощь мне
