живота налился сладкой негой в ожидании, но Матвей никуда не торопился.
Он выцеловывал каждый миллиметр тела, прикусывал кожу и тут же зацеловывал место укуса.
Перевернул меня на живот, заставил широко раздвинуть ноги и целовал плечи, спину, спускаясь все ниже, прикусил попу – там, где ямочка.
Я же могла только вцепиться руками в подушку и громко стонать, потому что никакой свободы действий мне не дали. В этот раз дирижировал Матвей, обращаясь с моим телом, как виртуоз – с музыкальным инструментом.
Он словно знал, что именно мне нравится, и давал мне это.
Вскоре он заставил меня перевернуться на спину, прихватил зубами сосок и зарычал. Я выгнулась и, больше не в силах терпеть эту сладкую пытку, требовательно позвала:
– Матвей…
– Тише, – прошептал он, обдавая горячим дыханием мою грудь.
Я уже готова была взвыть от желания прекратить это издевательство над моим телом.
Попыталась перехватить инициативу, но мое самоуправство зарубили на корню. Матвей просто взял меня за запястья, завел руки за голову и продолжил то, что делал до этого, – сводить меня с ума своими поцелуями.
И когда я окончательно перестала соображать, кто я и где нахожусь, и могла только стонать и бессвязно требовать, отпустил мои руки, закинул мои ноги себе на плечи и резко вошел, заполняя до упора.
Возможно, я кричала, пока Матвей двигался во мне – жестко, полностью выходя и рывком обратно, выбивая стоны удовольствия.
Я не знала, сколько это длилось. Но когда мы оба упали на подушки, мокрые от пота, усталые и счастливые, мгновенно уснули, в обнимку, переплетаясь руками и ногами, прямо на смятых простынях и разбросанных по всей постели подушках.
Катя
Я проснулась на рассвете оттого, что у меня затекла рука и казалось, что меня сверху придавили чем-то очень тяжелым.
Открыла один глаз и поняла, что лежу в объятиях Матвея, который обнял меня руками и ногами, подгреб под себя и сопел мне в ухо.
Некоторое время я смотрела в стену, вспоминая, каково это – проснуться в одной постели с мужчиной.
У меня были любовники после развода со Стасом, в монашки я себя не записывала, но ни с кем я не спала в прямом смысле этого слова – в одной постели, в обнимку. Были свидания, секс и разъезд по домам, потому что я так хотела.
Я в принципе не любила оставаться ночевать у кого-то, а свою квартиру считала своей крепостью, куда, кроме самых близких, никого не впускала.
В то же утро я поняла, вспомнила наконец, каково это – просыпаться с мужчиной. Неудобно, жарко и… До ужаса сладко. Когда кожа к коже, целиком в его руках, а мы вдвоем в коконе из подушек и одеял.
Я завозилась, а Матвей недовольно нахмурился. Приоткрыл один глаз, сфокусировался на мне и грозно поинтересовался:
– Куда?
Обнял, прижимая к груди еще теснее, и снова заснул. Я полежала еще несколько минут, прикрыв глаза от удовольствия, и наконец осторожно поднялась.
Заботливо укрыла его одеялом, улыбнулась и отправилась в душ. Заперлась в ванной и обернулась, встречаясь со своим отражением.
Губы опухли, глаза горели шальным огнем, волосы больше походили на птичье гнездо, а по всему телу были следы от его поцелуев. Особенно Матвей отметился на груди.
И если раньше я бы возмутилась подобному нахальству, то в то утро только с улыбкой вспоминала особенно яркие моменты прошлой ночи. Тело отозвалось на воспоминания сладкими мурашками, а губы – улыбкой.
Приняла душ, с трудом прочесала волосы и привычно отправилась готовить завтрак.
Пока кофемашина варила утреннюю амброзию, я жарила яичницу с беконом.
Слышала, как Матвей топал по полу, пока шел в душ, и улыбалась новому дню.
Нашла свой мобильный, проверила пропущенные, сверилась со своим графиком и мысленно прокручивала предстоящий день, стоя лицом к окну.
Он подошел очень тихо. Обнял со спины, прикусил мочку уха, свободной рукой вынимая из моей ладони мобильный. Отложил в сторону, развернул меня к себе, прижал к мокрому после душа телу и поцеловал.
Провел по шее кончиками пальцев, забросил мои руки себе на плечи и хрипло прошептал прямо в губы:
– Доброе утро, Катерина моего сердца.
– Доброе, – смутилась я, рассматривая его.
На Матвее было только полотенце на бедрах. Мокрые волосы торчали ежиком, а улыбка была его фирменная – амбассадора зубной пасты.
– Позавтракаешь? – склонив голову вбок, поинтересовалась я.
– А то! Катерина, если ты мне будешь так готовить, я от тебя вообще не уйду, – шуточно пригрозил он.
– Оставайся, – пожала я плечами и только потом сообразила, что сморозила.
Была ли я готова вот так сразу в омут с головой? В совместную жизнь. По опыту зная, насколько быстро быт рушит все романтические чувства, убивая их на корню.
И Федя… Одно дело просто дружить, а другое – вместе жить. И как мой сын это воспримет? Я обязана была учитывать его интересы в первую очередь.
Матвей тоже напрягся и нахмурился. На его лице отразилась суровая душевная борьба – примерно та же, что и у меня. И мы, не сговариваясь, тему закрыли.
Я сделала вид, что ничего такого не сказала, поправила волосы и раскладывала яичницу по тарелкам, а Матвей смотрел на меня и о чем-то сосредоточенно размышлял.
И я бы полцарства и коня миланского отдала, чтобы знать, что творилось в тот момент в его голове.
Я поставила перед ним тарелку, чашечку кофе и села напротив. Диалог не клеился, Матвей глубоко ушел в свои мысли, а ко мне вернулась неуверенность.
Зачем я это сказала? Что он обо мне думает сейчас? Может, он вообще ничего серьезного и не планировал, а я себе нафантазировала черт-те что?
«Трудно быть женщиной», – обычно вздыхал мой старший брат, и в тот момент я была с ним солидарна.
Посмотрела на Матвея и не нашлась что сказать. Ела без аппетита, не чувствуя вкуса еды, и старалась не поддаваться упадническим мыслям.
Я сделала глоток кофе, когда в дверь позвонили.
– Ты кого-то ждешь? – напрягся Матвей.
– Нет. Мы со Стасом договорились, что Федю я сама вечером заберу. Оденься, пожалуйста, – мягко попросила я, поднимаясь.
Укуталась поплотнее в халат и пошла открывать.
– Мам, это мы! – влетел в квартиру ураганчик Федя.
С порога скинул рюкзак на пол, снял обувь и побежал в кухню.
– Стас! – воскликнула я. – Мне на работу нужно, у няни выходной!
– Федя хотел домой. Ну, хочешь, я с ним здесь побуду?
Этого только не хватало!
– Кать, мы только
