дышать.
— Пойми, нам пока нельзя быть вместе. Ты слишком рискуешь из-за меня, а я не могу этого допустить. Но если ты согласишься подождать меня, все изменится!
— Что изменится?
Я, правда, не понимаю. Но, против воли, какая-то нечаянная радость, как спичка, вдруг вспыхивает во мне и разгорается диким пламенем.
Пламенем, в котором покорно сгорают моя гордость и моя боль, подобно клочку сухой, никому не нужной бумаги. Я не могу ничего поделать с этим, я могу только молчать об этом.
— Все будет как прежде. Нужно только подождать, пока я решу проблемы, из-за которых мы не можем быть вместе! — говорит он настойчиво.
Я мучаюсь, раздумывая. Кусаю губы.
— Не знаю, — отвечаю честно, — все так неопределенно у тебя. Какие проблемы?
— Не могу сказать! Значит, не любишь?
— Что толку тебя любить, Даня. Если у тебя семь пятниц на неделе.
— Тонь, я так попал, это… Это мой косяк! Пожалуйста. Не могу сказать больше. Можно потом, когда-нибудь? Дождись, я все решу. Скажи, ты веришь мне, ну хоть немножко?!
Все еще не могу говорить, яростно вытирая повлажневшие щеки. Однако чуть-чуть успокаиваюсь.
— Тебе нужна моя помощь? — спрашиваю.
— Мне нужно, чтобы ты меня ждала.
— Сколько?
— Не знаю, — отвечает коротко.
Но даже сквозь разделяющее нас расстояние я чувствую его сомнения и страх. Как будто Даня сам не верит в это, или действительно ничего не знает?
— Скажем так, однажды! Пусть даже через сто лет.
— У меня нет ста лет. Люди не живут столько.
— У меня тоже, — усмехается, — значит, будет раньше. Где ты сейчас, скажешь?!
— Ты хочешь приехать?
— Хочу, но не смогу. Приедет мой друг. Он привезет тебе кое-что от меня.
— Что?
— Записку, и еще кое-что. Назови адрес.
Я немедленно называю ему вокзал и номер зала ожидания. Может быть, ответ в записке?
Даня радуется.
— Спасибо, Тонечка. Ты будешь ждать меня? Скажи! — требует.
— Буду.
И я позволяю этому пламени радости и счастья разгореться по полной, захватить меня всю без остатка. Я снова счастлива, как дурочка.
— Удали мой номер. До этого дня мы не сможем общаться. Но помни, я всегда думаю о тебе! Ты будешь ждать в нашем городе? — спрашивает он.
— Да, если ничего не поменяется.
— Хорошо. Я найду тебя в любом случае. Пожелай нам удачи!
— Удачи нам обоим, — шепчу, обессилев.
— Теперь все будет хорошо. Люблю тебя. Пока, — ласково произносит Даня, и отключается.
Примерно с минуту после я сижу в неподвижности, а затем, не дрогнув, удаляю его номер. Как договаривались. Отрезаю от себя всякую возможность звонить или писать ему.
И тут же вздрагиваю от звонка. Вот черт. Дядя Ваня!
День рождения на Мальдивах
Данил
Разговор с Тонечкой ободряет и успокаивает меня. Выводит из транса полнейшей безнадёги. Но главное, помогает не наломать дров, после которых Тимуру останется только убивать меня.
Потому что больше я не готов быть бессловесной марионеткой в руках всесильного кукловода. Тем более, такого как он!
Уж лучше вернуться домой, и там начинать с нуля. Но только с ней вместе.
Оба гребаных продюсера достают меня звонками с разницей в несколько минут. Морщась от боли, я тянусь к телефону. Этот Ратмир, чурка Урусова, неслабо так вломил мне. Хоть дрался я почти насмерть, но за малым этого и чуть не случилось.
Беру телефон, усаживаюсь прямо на пол. Сил доползти до дивана из ванной уже нет. Зато там я обработал все раны.
Пол приятно тёплый и ровный. Приваливаюсь к стенке, закрываю глаза.
— Але?
Номер неизвестен.
— Жив, курилка? — насмешливый голос Урусова.
В бессильной ярости, я крою его, чем только можно, правда, не вслух. Ему достаётся лишь короткое:
— Чего еще?!
— Значит, живешь и здравствуешь, — резюмирует тварь, — в больничку тебе не надо?
— Разберусь.
— Ну окей, давай, набирайся сил. Ты мне завтра нужен.
Примерно пару часов назад он даже подвез меня до дома, и выгрузил где-то под парадной. Впрочем, травмы мои реально несущественны. Уверен, что скоро отойду.
— Зачем?
— Заедешь, паспорт завезёшь. Закажем тебе билеты.
— Куда билеты?
— На Мальдивы, остров Ган. Вилла закрытого типа, двенадцать дней. Все включено, все оплачено.
Оба мы замолкаем. Я ожидал услышать, что еду в гастрольный тур или что-то вроде, но никак не такое. Похоже на горячечный бред.
Поэтому тревожно смаргиваю несколько раз, проведя по лицу рукой. Неужели мне хуже, чем кажется? Или Тимур так своеобразно издевается?!
— Не понял, — реагирую.
— К девочке поедешь на день рождения, — также спокойно ответствует он.
Понятнее нихера не становится.
— К какой девочке?
— К сестре моей, Екатерине, с которой ты коллаборации мутил, припоминаешь? Повеселитесь, отдохнете там! А за это время мои юристы подготовят твой контракт. Я закончил, вопросы?
Глухая злоба снова с головой накрывает меня. Путает мысли.
— Спасибо, не заинтересован! — я стараюсь говорить без эмоций.
— Мне твой интерес до ж*пы, Даня. Завтра к часу дня чтобы был в моем офисе с документами!
— А если не буду, то что? Бить будете?
— Учить. Борзый ты слишком!
— Так может, сами и поучите, без помощников?! — предлагаю, потому что уж очень хочется.
Решаю подлить масла в костерок — нецензурно интересуюсь, не боится ли он меня. Однако в ответ никакой истерики. Даже удивительно.
— Ты дебил, — просто усмехается Тимур, — смысл мне бить тебя самому, если у меня для этого есть специально обученные люди?
— Не поэтому, — усмехаюсь также, — а потому что ты сволочь и трус!
— Придется, видимо, вернуться, Даня, не запомнил ты урок! — исходит он желчью.
Ну, неужели зацепил наконец-то?
— Значит, перед каждым концертом бить будете?! — ржу. Знаю, нервное, но ржу в трубку.
— Заткнись, малый. Короче! Завтра с паспортом ко мне.
— Я не поеду. Что мне там делать?
— Екатерину Александровну развлекать будешь, — хмыкает.
— В каком смысле?
— В прямом. Ты, правда, совсем дебил?!
Обмираю. Это то, что я думаю?
— Я не эскортник!
— Ты хуже, Даня. Или лучше. Зависит только от тебя! Включай мозг, начинай крутиться по жизни. Если мы будем довольны тобой, ты же только в наваре будешь, че тут непонятного?!
Не выдерживаю, срываюсь:
— Тимур, ты сам хуже любой проститутки! И философия твоя…
Но он отключается. И мой поток невысказанных ругательств истощается, уходит впустую.
— С*ки! — в последний раз произношу я с чувством, засовывая телефон в карман.
Они оба больные — и он, и Катя!
Осторожно тащусь в гостиную, там укладываюсь на диван. Почти сразу звонит Вирмантас.
После Тимура он для меня, конечно, пыль. Что орешек для Золушки.
— Даник, привет, — задыхается, — ты… это ты деньги из сейфа
