Неизвестность поражает меня, как удар в солнечное сплетение. Глядя на себя в отражении зеркала, я сурово оцениваю его и прежде чем передумать, натягиваю халатик Линг на своё почти обнажённое тело.
Я говорю себе, что должна ему. Я ему кое-что должна. Что угодно. Поэтому позволю окунуться в эту неизвестность с широко раскинутыми руками и высоко поднятой головой.
Мои босые ноги бесшумно движутся по прохладной плитке пола ванной. Моё сердце бешено колотится, когда я останавливаюсь на небольшом расстоянии от закрытой двери. Закрыв глаза, глубоко дышу и беру себя в руки.
Ещё три шага…
Ноги начинают трястись.
Ещё два шага…
Румянец поднимается от моей шеи, опаляя щёки.
Ещё один шаг…
Моё сердце бьётся ровно, сильно и быстро, как барабан.
Не колеблясь ни секунды, поднимаю руку и поворачиваю ручку. Она бесшумно открывается, и когда я осторожно открываю дверь, меня встречает интересная картина.
Юлий сидит на постели, его голый торс опирается на изголовье, простыни скручены немного ниже его талии, открывая небольшую дорожку волос, спускающуюся ниже от его подтянутого живота, и ещё ниже туда, где я больше ничего не могу увидеть. Он выжидающе смотрит на меня.
— Что ты делаешь, малышка?
Проскользнув в спальню, закрываю за собой дверь с лёгким щелчком, затем прислоняюсь спиной к прохладной поверхности, опасаясь подойти слишком близко. Мои губы приоткрываются, и я выдавливаю из себя:
— Ты этого хотел, да?
Когда я слегка пожимаю плечами, шелковый халатик скатывается с моих плеч вниз по спине, растекаясь у моих ног, оставляя меня незащищённой.
Юлий садится у спинки кровати.
— Ана.
Моё прозвище звучит неуверенно и подавлено.
Но это то, для чего я здесь. Это то, о чём он просил. И он заслуживает ответов.
Выхожу вперёд из темноты в яркие полосы лунного света, пробивающиеся сквозь открытые жалюзи. Юлий пытается встать, но замирает от увиденного. Я точно знаю, в какой именно момент это происходит, потому что его глаза расширяются, затем закрываются, и он ругается, опуская подбородок.
Я огорчена.
Это ужасно неловко.
Мои виски пульсируют, когда глаза начинают гореть, но я продолжаю. Я показываю дрожащим пальцем на выпуклый шрам над бедром.
— Дино поймал меня улыбающейся официанту.
Юлий поднял голову, чтобы взглянуть на меня, но я не могу набраться смелости посмотреть на него. Вместо этого рассматриваю его вздымающуюся грудь.
Мои глаза крепко закрыты, и я показываю на шрам на левой груди.
— Это за то, что я получила цветы от анонима.
Добавляю, выдохнув с дрожью:
— Оказывается, они были от моей сестры.
Повернувшись, приподнимаю трусики справа, обнажая шрам на попе. Склонив голову, опускаю подбородок и хрипло произношу:
— Один из множества раз, когда Дино позволял Джио насиловать меня, а я допускала ошибку и стонала.
Первая слеза падает, когда я тихонько бормочу:
— Дино думал, что я стонала от удовольствия.
Всё больше слёз скатывается с моих щёк. Я жалко шепчу:
— Я была сломана.
Всё ещё стоя к нему спиной, протянув руку через грудь, я нежно глажу шрам на левом плече.
— Этот появился тогда, когда я сказала, что люблю его, недостаточно быстро.
Снова поворачиваюсь, склонив голову, и касаюсь шрама на рёбрах.
— Дино нашёл в сообщениях на моём телефоне смс от моего брата Мигеля.
Я моргаю, смотря на пол.
— Это была фотография моего мужа в баре, смеющегося в компании другой женщины.
Моё левое бедро.
— Этот из-за того, что я засмеялась, когда Люк пошутил над Дино.
Между моей грудью и подмышкой.
— Это когда Дино забыл о моём дне рождения, а я ему не напомнила.
Рядом с моим пупком.
— Тогда я пошла в торговый центр и никому не сказала.
Моё бедро.
— Это за то, что я сожгла обед.
Не зная, как грациозно показать это, я просто касаюсь места между бёдрами, нежно обхватывая моё самое интимное место.
— В тот раз я сглупила, попросив Дино о разводе.
Со своего места он не видел, но этот шрам больше других.
Меня охватывает чувство неловкости. Я поднимаю дрожащие руки, чтобы прикрыть свою маленькую грудь. Я некоторое время стою, прежде чем могу найти подходящие слова.
— Это те шрамы, которые он мне оставил. И хотя это было больно, самые болезненные — те, которых не видно.
Я с силой открываю глаза.
— Мой муж убедил себя в том, что любит меня. Я была вынуждена любить его в ответ. Мне не жаль, что он мёртв. — Моё тело содрогается от сдерживаемой ярости, и я хриплю: — Я ненавидела его.
Я так несчастна, что едва могу выдавить из себя слова.
— Мой брак состоял из трёх эмоций. Счастье, гнев и печаль. Счастье я ощущала, когда мы только поженились, гнев, когда поняла, что Дино не тот принц, каким я его считала, а печаль пришла, когда я, наконец, поняла, что никто не придёт спасти меня.
Я ненадолго останавливаюсь, прежде чем хладнокровно добавить:
— Тогда я составила план по спасению себя.
Когда смотрю в эти голубые глаза, я нахожусь в лёгком шоке, поняв, что в них нет ни капли жалости.
Чувствуя в себе силу, я стою прямо. Юлий вылезает из постели, находясь, в чём мать родила, и подходит ко мне с покачивающимся длинным толстым членом. Я удерживаю его взгляд. Он приближается всё ближе и ближе, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Моё сердце бьется всё быстрее и быстрее, коктейль чувств, текущий во мне, становится слишком сильным. Настолько сильным, что это пугает.
Судорожно вздохнув, закрываю глаза, чувствуя тепло его обнажённого тела так близко к моему.
Он наклоняется, и его грудь касается моей, вызывая восхитительное трение по пути вниз. Я глотаю изо всех сил. Когда он выпрямляется и моё лицо тянется вверх, мои губы молча ищут его. Я приближаюсь, и в тот момент, когда встаю на цыпочки, меня накрывает что-то холодное. Мои глаза открываются, и я вижу Юлия, стоящего в шаге от меня, накрывшего мои плечи халатиком Линг.
Жар от внезапного стыда застаёт меня врасплох.
О, божечки. Я показала ему своё испорченное тело и пыталась поцеловать его. Конечно, Юлий меня не хочет. Я лишь повреждённый товар.
Дино позаботился о том, чтобы меня больше никто не захотел.
Моё тело становится холодным от стыда.
Протянув руку назад, я нахожу дверную ручку и поворачиваю её. Когда пытаюсь выскользнуть из спальни на трясущихся ногах, Юлий приобнимает меня за спину одной рукой, затем сгибает вторую руку под коленями, поднимая меня, будто я ничего не вешу. Приступ паники не оставляет мне выбора, кроме как обнять его за шею, пока он несёт меня обратно к кровати.
Не спрашивая разрешения, он резким рывком срывает раскрытый халатик, оставляя меня только в чёрных кружевных трусиках — отдельное спасибо Линг, — и осторожно укладывает меня посередине кровати.
В оглушительной тишине я немного паникую.
Но это Юлий, и я должна ожидать лучшего. К сожалению, прошлое научило меня ждать непредвиденного.
Матрас прогибается, когда он подтягивается ко мне, натягивая одеяло, накрывая нас обоих. Юлий кладёт голову на подушку, которую мы делим, наши лица настолько близко, почти нос к носу, и его рука мягко касается моего бедра, нежно растирая местечко прямо там своими длинными пальцами.
— Я должен был убить его сам, — бормочет он в темноте. — Хотел бы я вернуться в тот день.
Его слова вызывают резкую реакцию. Мой живот напрягается, и по коже бегут мурашки.
Он продолжает говорить мягко, чтобы не пугать меня:
— Избить его. Пытать его. Сломать его. Избавиться от него. Я бы сделал это. Им бы понадобилось поднять стоматологические записи, чтобы установить его личность. Я бы и глазом не моргнул, сделав из него изуродованный труп. — Он слегка вздыхает. — Уничтожь каждую его часть, детка. Я бы сделал это.
Юлий не сказал это, но в моей голове он произносит:
— Я бы сделал это для тебя.
