какое чувство у меня, когда ты рядом. Кстати говоря, как долго ты пробудешь здесь на этот раз?
Поглаживая рукой мои волосы, Кейдж говорит:
— По крайней мере, до нового года.
Взволнованная, я сажусь и смотрю на него.
— Серьезно? Так долго?
Убирая мои волосы с лица руками, Кейдж улыбается.
— Тебе надоест меня видеть.
Я киваю, как будто это правда меня заботит.
— Возможно. Целую неделю с тобой… — Я вздрагиваю. — Фу.
— Думаю, мне придется стараться, чтобы быть для тебя более интересным.
Его взгляд при этих словах пылает, Кейдж поднимает меня и несет обратно в постель.
По дороге я рассказываю ему о визите, который мне нанес Крис. И хотя я не хочу этого делать, потому что боюсь его реакции, я признаю, что Крис сказал, что показал фоторобот его лица ФБР.
— Не волнуйся об этом.
Кейдж кладет меня на кровать и накрывает одеялом, затем ложится в кровать с другой стороны и притягивает меня к себе, так что мы оказываемся лежащими рядом. Подоткнув свои ноги за мои, Кейдж вдыхает аромат моих волос, затем обнимает меня и целует в затылок.
— Но теперь они будут искать тебя. Вот я к чему.
— Этот фоторобот уже пропал.
Кейдж перекатывается на другой бок и выключает свет на тумбочке. Сбитая с толку, я моргаю в темноте.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что заместитель Говнюка не единственный, у кого есть связи в бюро.
Я так часто моргаю, что с таким же успехом могу подавать сигналы азбукой Морзе.
— Но… ты сказал, если они узнают обо мне...
— Они ничегошеньки о тебе не знают. И мы будем продолжать в том же духе.
— Но Крис может им рассказать.
— Сомневаюсь. Ведь он влюблен в тебя.
От этого замечания я фыркаю.
— Даже близко нет. Просто задето его эго.
Кейдж вздыхает, шевеля волосы на моей шее. Очевидно, он мне не верит.
— Также… — я съежилась. — Я могла как бы… вроде как… пригрозить застрелить его.
Через мгновение Кейдж приподнимается на локте и громко говорит:
— Что, черт возьми, он сделал? Этот ублюдок прикасался к тебе? Я убью его!
Его тон убийственен. Я не могу игнорировать Кейджа, но нахожу это романтичным в извращенном смысле.
— Нет, милый. Он пальцем меня не коснулся.
— Что же он тогда сделал?
Я на мгновение задумываюсь, а потом говорю правду.
— В общем, он меня раздражал.
Я не вижу лица Кейджа, но чувствую, как он хмуро смотрит на меня в темноте.
— Ты угрожала застрелить шерифа, потому что он тебя раздражал.
Из его уст это звучит не очень хорошо. Начинаю без нажима защищать себя:
— Он повадился проезжать мимо моего дома в любое время дня и ночи в течение последних нескольких недель...
Он рычит:
— Постой. Что?
— Видишь? Раздражал. Еще он говорил пару оскорбительных вещей о тебе и обо мне, и не ушел, когда я попросила его об этом, и просто в целом вел себя как настоящий мудак.
Кейдж некоторое время молчит, кипя от злости.
— Спасибо, что рассказала мне. Я с ним разберусь.
Я выпучиваю глаза.
— Под «разобраться с ним» ты имеешь в виду…
— Имею в виду, что он с этим справится. Тебе больше не нужно беспокоиться о том, что он тебя побеспокоит.
С ворчанием Кейдж кладет голову обратно на подушку и просовывает руку мне под шею. Некоторое время мы лежим в тишине, пока дыхание Кейджа не приходит в норму.
Затем я шепчу:
— Только не делай ему больно. Хорошо? — Он тяжело выдыхает. — Не хочу, чтобы это было на моей совести. Обещаешь?
— Ты направила на него пистолет, а мне, значит, нельзя?
— Мой заряжен не был. А твой точно был бы.
Я чувствую возмущение Кейджа.
— Твой пистолет не заряжен? Почему, черт возьми, он не заряжен?
— Это ружье у меня только потому, что мой отец оставил его здесь. А это город, в котором местных жителей всего около четырех тысяч человек, с очень низким уровнем преступности. К тому же у меня есть большая собака.
Смех Кейджа вызывает оскомину.
— Собака, которая встретила меня виляющим хвостом, когда я вскрыл замок твоей задней двери, а затем быстро уснула на диване?
— Ага. Это Моджо. Я знаю, что он не совсем в состоянии повышенной готовности.
— Нет, он будто сидит на Прозаке.(Популярный в США антидепрессант, отпускаемый строго по рецепту)
— Он счастливый пес!
— Из счастливых собак не получаются хорошие сторожевые собаки. Нам стоит купить тебе ротвейлера.
Я представляю себе двухсотфунтового пушистого монстра, обнажающего острые, сочащиеся слюной клыки, пока я сплю.
— Отказываюсь.
— Тогда, по крайней мере, заряди свое ружье.
— У меня не водится здесь никаких боеприпасов.
Вздох Кейджа выражает крайнюю степень его разочарования тем, что я не подготовилась к вторжению в дом.
Я стараюсь сохранить беззаботный тон, когда говорю:
— В любом случае я буду в безопасности, по крайней мере, на следующей неделе.
— Так вот в чем дело.
Еще одно недовольное ворчание. Рука, обнимающая мое тело, крепко сжимает меня.
Я знаю, что его мозг работает, обдумывая то, что я только что сказала. Я не ставлю это Кейджу в упрек, но, возможно, это прозвучало именно так. Как будто я винила его за то, что он больше был здесь рядом со мной до этого.
Как если бы я пыталась заставить его чувствовать себя виноватым.
Когда я открываю рот, чтобы объяснить, Кейдж прерывает меня.
— Я знаю, что ты не это имела в виду.
Я шепчу:
— Хорошо. Хорошо.
Но в его теле сохраняется напряжение. Я почти уверена, что слышу, как он скрежещет зубами.
— Но даже если бы и так, у тебя было бы на это оправдание, — говорит он тихим голосом. — Это соглашение не может быть легким для тебя.
Мое сердце трепещет. Я прикусываю губу, стараясь не спросить Кейджа о том, что я хочу спросить, но, наконец, поддаюсь желанию и все равно спрашиваю.
— А тебе легко?
Он делает медленный вдох и выдох, утыкаясь лицом мне в шею. Рядом с моим ухом он произносит еле слышным шепотом:
— Это чертова пытка, детка.
Я жду, но Кейдж не предлагает ничего изменить. Он не предлагает это исправить. Как бы
