стену, стучат по ней. Но это бессмысленно. Сразу видно, что никакой ниши нет.
Неужели все зря?
— Что за хрень? — ворчит Артур, а мужик ржет, потряхивая сальным пузом.
— Обломались, придурки! Я ваши лица запомнил, вам с вашей шлюшкой не жить!
Я бью его по затылку, но не за его слова, а потому что напрягаю слух и сквозь куриное кудахтанье слышу писк.
Не ошиблись. Они здесь.
— Не могли же мы ошибиться, — общаются парни.
— Если все было чисто, то он не пытался нас убить, — предполагает Никита, давая мужику новый подзатыльник. Я с ним согласна.
Так что продолжаю прислушиваться к звукам. Начинаю думать. Ниши в стенках уже давно не актуальны. Спрятать незаконный живой груз можно и по-другому.
Я наклоняюсь вниз, и все парни реагируют мгновенно, словно я для них это делаю. Мне интересно, какое расстояние должно быть от днища до колес. И мне кажется точно не такое широкое.
— Никита…
— Да?
— А если дно вскрыть?
И только я произношу слова, как мужик с пузом отталкивает Артура, выхватывает его пистолет и приставляет мне к виску.
Опасность. Она мой давний друг и соратник. Именно она давала мне шанс оставаться невинной, именно она этот шанс забрала. Я могу ненавидеть ее, но равнодушной не останусь никогда.
Вот и сейчас она машет мне своей рукой, кажется, даже костлявой, пока ствол пистолета хочет промять мой череп.
Сейчас все внимание приковано к огромной лапе, что его держит, мое же наслаждается испугом Никиты.
Неужели сейчас исполнится его мечта, и одной проблемой в жизни этого мушкетера станет меньше. Будет ли он горевать, если во мне станет на одну дырку больше? Или вздохнет с облегчением? А самый главный вопрос, стоит ли мне бороться за свою жизнь?
— Не двигайтесь, а то я размозжу ей череп! — орет толстяк мне в ухо и двигается назад по обочине. Другой рукой берет телефон и набирает номер. Странное решение. Помощь друга решил взять? Знает ведь, что уже труп. — Алло! Шеф! Партия накрылась! Тут этот сынок Самсонова.
Парни переглядываются, кажется, кто-то забыл надеть маску бэтмена. Тем и плохо быть узнаваемым человеком.
— Что мне делать?!
— Умереть, — шепчу я и отклоняюсь в сторону, ровно в ту секунду, когда звучит выстрел и удар телефона об асфальт. Пуля, выпущенная Никитой, пробивает лоб толстяка. Сам же он бросается вперед, ощупывает мое тело. Но мне не дает покоя слова толстяка. Его не жалко, но…
— Кому он звонил?
— Понятия не имею.
— Твой отец разберется? — спрашиваю я требовательно, потому что только дурак не знает, где резиденция Самсоновых.
— Ален. Все знают, что я это делаю. Не волнуйся ты так.
— И сколько раз ты это уже проделывал? — вроде и понимаю, что хорошее занятие, но почему о последствиях никто не думает?
— Ну, иногда поучается найти детей, а иногда это обычные фуры, — говорит он и на глазах парней хочет меня поцеловать. Но я уворачиваюсь.
— Удовольствие после, сам сказал. И позвони отцу. Пусть усилит охрану в доме.
И пока Никита выполняет просьбу, я с Артуром и Камилем достаю детей.
— Так и знал, что он тебя трахает, — шипит мне в ухо Артур, пока Камиль вызывает кареты скорой помощи и тех, кто решит проблему с трупом.
Мне бы сейчас расплакаться от увиденного ужаса и детей, которые даже не ревут, не кричат, а, кажется, смирились с судьбой. Смрад, в котором ребята погрязли, норма для меня и парней. Так что я отвлекаюсь на слова Артура и на его удивление моим спокойствием.
— Не завидуй. У каждого приличного политика должна быть любовница, — мне ничего не остается, как улыбнуться. Наверняка Никита потом заведет другую.
— Тебя Надя линчует.
— Ты ей скажешь?
— Найдутся и без меня добрые люди. Или ты считаешь, никто не заметит, как Ник пожирает тебя глазами?
— Разве Надю может смутить такая, как я? Я не соперница, — поднимаю брови и вижу, как его это все напрягает.
— Кто ты такая? Ведешь себя как будто увиденное для тебя норма… Откуда ты вылезла… — шипит он, тем не менее продолжает выполнять спасательные действия. И мне, если честно, интересно зачем? За Никиту еще можно понять… А Камиль с Артуром? Возомнили себя спасателями убогих? Или кайфуют от адреналина?
— Не думай об этом, — прошу Артура, вытираю салфеткой лицо девочки. В любом случае. Там меня уже нет и никогда не будет.
Иду на выход, хлопая подозрительного Артура по плечу, помогать другим детям. Они из Красноярского приюта. Страшно представить, сколько сюда добирались. Их вид и здоровье желают оставлять лучшего, но я надеюсь, что Никита позаботится об их благополучии.
— И что с ними будет? — спрашиваю, когда он открывает мне дверь своей машины уже после того, как всех загрузили и увезли. И даже трупа на дороге как будто никогда не лежало.
— Попадут в подотчётный детский дом. Там все строго. Им будет хорошо, не волнуйся.
— Как в нашем? — напряженно спрашиваю я.
— Да, как в нашем.
— И сколько таких детских домов у вас?
— Порядка двадцати, но я стремлюсь взять под контроль остальные, но не все так просто…Для этого и нужно… — не успевает договорить Никита, потому что в окно заглядывает Камиль. Но я понимаю, о чем он. Нужна власть, чтобы иметь возможность творить добро. Правда я уже знаю, что для этого не могут использоваться законные методы.
— Ну что? Отметим? — спрашивает Камиль, а я могу себе представить масштаб попойки.
— Вы отмечайте, я буду с вами мысленно, — даже не задумавшись, говорит Никита, и мне должно быть приятно. Но ощущение беспокойства не отпускает. Даже руки дрожат. Беру телефон, и сама звоню Лиссе, пока парни перекидываются шутками насчет одержимости Никиты мною.
— Лисса, вы дома?
— А что с голосом? Ты нашла документы? — спрашивает она в свою очередь, и то, что она едет в машине, вызывает почти панику. Я бросаю взгляд на рюкзак. Но подруга-опасность меня не отпускает.
— Да, все в порядке. Лисса, а куда ты едешь?
— Сережа должен вернуться с соревнований. Еду в аэропорт.
— А Аня с тобой?
— Аня в школе. Алена, — в ее голосе просыпается беспокойство. — Что происходит?!
Трубку забирает Никита, кажется понявший, на что я намекаю.
— Мам, все нормально. Алена просто паникует после рейда. Толстяк звонил кому-то из своих и назвал нашу фамилию. Нет, все нормально. Нет, я же уже позвонил отцу. Он заедет за ней. Точно!
Никита первый бросает трубку, зло на меня смотрит и заводит машину. Но меня волнует
