не его настроение. Потому что в отличие от него, моя интуиция работает на сто процентов.
— Никит, поехали за Аней.
— Да чего тебя кроет-то?! — орет он, газуя, а я ору в ответ!
— Потому что ты стабильно лишаешь кого-то жирного куска пирога!!! Ты думаешь, они вечно собираются это терпеть?! За Аней! В школу! Прямо сейчас!
Никита смотрит на меня, стремительно набирая скорость, а потом резко дает по тормозам, чтобы развернуться. От чего я чуть не бьюсь головой.
— А поаккуратнее! Или тебе так трахаться надо, что ты родных готов угробить?!
— Пристегнись, — бурчит он и хочет руку мне на колено положить, но мне сейчас не до возбуждения, которое вызовет это касание.
— За дорогой смотри! Успеется еще…
Руку он опускает на руль, сжимая его до побелевших костяшек. И я со смешком наблюдаю за надутыми губами и раздувающимися ноздрями.
— Тебе так не важна жизнь Ани?
— Конечно, мне важна жизнь Ани, просто отцу она тоже важна! И если я говорю, что он ее заберет, значит тебе просто надо мне верить! А не вести себя как взрослая тетя с ребенком. Даже пережитое тобой не дает тебе права на меня орать. Поняла?!
Я замолкаю, сглатывая обиду. Отворачиваюсь к окну, осознавая, насколько он прав. У меня нет никаких прав. Есть только тело, всегда доступное для королевича Ника.
— Не дуйся…
— Разве я имею на это право? — спрашиваю, не поворачивая головы.
— Да, бля! Алена! Что ты все переиначиваешь! Просто я хочу, чтобы ты мне доверяла!
— Ты пока не даешь мне повод! Врешь, изворачиваешься, не договариваешь! Про Надю, про документы, про рейды, детские дома. Ничего не рассказываешь!
— А ты рассказываешь? Пятнадцать лет твоей жизни проходили черт знает, как, а ты молчишь на любой вопрос. Алена, повернись!
— Ну что! — поворачиваю голову. — Что изменит мой рассказ? Ты отменишь свадьбу? Объявишь всему миру меня своей невестой? Признаешься в любви?! Что, Никита?! Что изменит моя исповедь?! Ты что думаешь, я там в салочки играла? Ты думаешь, я просто так боюсь за Аню?! Я сломанная кукла и меньше всего на свете я желаю этого твоей сестре! Да, кому угодно!
Никита молчит, челюсть сжимает и зубами скрипит. А потом вдруг нажимает на газ, так что меня на спину кресла откидывает. И больше не произносит ни слова, пока мы не добираемся до лицея Ани.
Но останавливаемся не возле ворот, а чуть поодаль. А все потому что Аня уже кружилась в объятьях отца. А значит впервые в жизни меня подвела интуиция. Впервые в жизни я ошиблась в выводах. И была очень этому рада.
Дрожащую руку накрывает большая ладонь Никиты, и пальцы разъезжаются сами собой, переплетаясь с его и вызывая внутренний трепет.
Мне становится неудобно, но Никита не планирует ругаться. Он только смотрит и улыбается.
— Если бы рейды могли подвергнуть опасности кого-то из моих родных, я бы давно от этого отказался. Понимаешь?
— Теперь да. Просто… — слизываю соленые капли с губ. В груди такой ком, что дышать тяжело.
— Я знаю, ты невероятно добрая. Ты любишь ее. Никто не обидит Аню. Ни я, ни отец этого не позволят, — убеждает он, пальцами стирая слезы с моих щек, а после паузы осторожно выговаривает. — Алена…
— А…
— Хочешь посмотреть мой проект?
Смех рвется из груди, и я с улыбкой киваю. Очень хочу.
— Там сейчас стройка полным ходом, но мне надо заглянуть на пару часов. А потом съездим поедим… Ты же хочешь кушать? — знает, чем соблазнить, наглец. Наклоняется к самому уху и прикусывает мочку. И я почти задыхаюсь от касания его горячего языка, но часть сознания все равно занята опасностью. Только почему теперь я связываю ее с Юрой?
— Очень хочу есть.
— Я тоже, — хрипит мне в шею Никита, ладонью касается моей щеки и разворачивает к себе. И из головы вылетает все ровно в тот момент, когда его твердые, требовательные губы занимают мой рот.
*** Никита ***
Алену сложно удивить, при этом легко обрадовать. Вот и сейчас она не задает вопросов, ориентируется в пространстве, словно ни раз здесь бывала. Но при этом все время улыбается, здоровается со строителями, кормит сторожевого пса. И я не знаю, что больше раздражает: внимание, которое ей оказывают рабочие, или то, как редко Алена смотрит на меня. Не ищет взглядом, тогда как я сам еле доделываю необходимые дела и подписываю бумаги, только чтобы поскорее быть к ней ближе.
Нахожу ее играющую в карты с парнями. Но стоит мне подойти, рабочие разбегаются, а Алена закатывает глаза.
— Ну а что ты удивляешься. Я им деньги плачу, — сажусь рядом и киваю на карты. — Играешь?
— Мне всегда говорили, что я бы отлично играла в покер…
— Потому что умеешь скрывать эмоции, — соглашаюсь я с кем-то там, о ком она, конечно, не расскажет. Алена опять кидает на меня нечитаемый взгляд, и мне до безумия хочется залезть в ее голову и понять, почему ей так хочется от меня сбежать. Ведь дело не только в Наде, тут что-то еще. Недоверие? Страх, что опять начну оскорблять?
Сглатываю слюну, чувствуя обычное стеснение в груди от страха, что завтра я проснусь, а ее не будет рядом. Но разве я могу это допустить? Ведь ей будет плохо, я знаю.
— Два часа еще не прошло, — замечает она, и я пожимаю плечами. У меня вся жизнь, чтобы поработать. Только вот спокойнее мне будет, знай я, что она не денется никуда. Как было до этого дерьмового ужина.
— Но зато поесть скоро приедет, — играю бровями, и она улыбается, так, как улыбается, когда я довожу ее до оргазма. Сладко и чувственно.
— Мясо?
— Все как ты любишь.
— Тогда пойдем, покажешь свой кабинет. Только его я не видела, — поднимается Алена, и я хочу по привычке ее коснуться, взять за руку, но она поднимает ее, чешет нос и строго смотрит. — Ты можешь меня не позорить?
— Отношения со мной позор? — спрашиваю. Ощущаю во рту горечь, но понимаю. Все прекрасно понимаю. Просто не касаться не могу. Не хочу. У нас слишком мало времени, чтобы его терять.
— Ты знаешь, я ни разу не видела, чтобы женатые мужики приглашали своих любовниц на работу, да еще и расхаживали с ними под ручку. А ты?
— Я не женат.
— В субботу, то есть послезавтра, это изменится, — говорит Алена и аккуратно перешагивает через балки, даже не спрашивая, находит нужную дверь, а я молчу, осознавая, что через
