Мне снова пришлось кивнуть. На этот раз весьма неоднозначно. Мяться и деликатничать я не любила, потому спросила в лоб:
– Вы с ним спите?
Очередным глотком вина Мартин едва не поперхнулся, потому его недоумение вышло сухим и сдавленным:
– Что?
– Марк твой любовник? – задала я вопрос так, что понять его неправильно было просто нереально.
Мартин промокнул губы салфеткой и торопливо отбросил её на стол.
– Та-ак… – потянул он с язвительной улыбкой.
– Или задавать такие вопросы мне непозволительно? – невинно поинтересовалась я и вот теперь намеренно тянула время, спрятавшись за бокалом.
Густое красное вино будто утратило приторную сладость, ласково прокатилось по языку и разлило по груди приятный жар. А впрочем, причиной тому могло быть и не вино… Мартин широко и опасно оскалился, глянул на меня недоверчиво.
– Мне показалось или в твоих словах прозвучала жгучая ревность?
– Ревность? С чего бы ей звучать в моих словах? – натурально удивилась я, а Мартин свободно откинулся на спинку стула, окончательно потеряв интерес к еде.
– Не знаю… Кажется, повода я не давал… – поддержал он моё удивление, но обвинительно смотреть не перестал, пусть и скрасил всё это доброй порцией жаркого веселья.
– На некоторые чувства не нужно получать высочайшее соизволение. Такие, как любовь, ненависть и ревность – в этом списке.
Мартин окинул меня взглядом, которого прежде себе не позволял. Стало неловко от мысли, что я без вечернего платья, что волосы растрёпаны, а на лице могли оказаться случайные росчерки краски. Да куда там… неловко было даже оттого, что я в принципе оказалась под этим его взглядом! От груди к лицу прокатилась волна жара, а кончики пальцев обдало неприятным холодом, отчего они дрогнули.
– А, знаешь, что… подойди ко мне, – неожиданно предложил Мартин и весь жар, что бесцельно блуждал по телу, ударил в голову.
Щёки раскраснелись, сердце забилось быстро-быстро, а дыхание неожиданно сорвалось. И вот здесь точно дело не обошлось без вина. Мужчина откинулся на стуле увереннее и даже развёл руки в стороны, демонстрируя свою полную открытость. Несмотря на это, безопасно себя в его присутствии я уже не чувствовала.
– Это ещё зачем? – выдала я, глядя на его позу с большим сомнением.
Мартин оскалился, демонстрируя зубы, а я вдруг подумала, что даже в последний миг перед смертью хищник остаётся хищником, а значит, что-то в моём полотне было в корне неправильно.
– Хочу приласкать дикую кошку! – ухмыльнулся он, демонстрируя игривый настрой.
Я отозвалась полным несогласием и своенравно повела плечом.
– Дикие кошки никогда не пойдут в руки добровольно.
– Ты забыла об исключении из этого правила.
– О каком ещё исключении?
– Порой кошки бывают слишком любопытны, – довольно облизнулся мужчина, потому что знал: я уже согласна.
Вино вздумало ответить за меня. Ну, или как вариант, мне было удобно сваливать на него стратегические решения. Я подошла к Мартину совсем близко и, идеально угадывая настроение, намерения, желания, перебросила ногу через его бёдра и опустилась на них. Сильные руки сомкнулись на талии, делая контакт более плотным, давая определённые гарантии. Теперь я чувствовала, как он напряжён, как сосредоточен, а обманчивое ощущение лёгкости куда-то испарилось, не оставляя после себя послевкусия.
– Самые любопытные кошки становятся ручными, Юля, – пророкотал он, чувствуя свою власть, и коснулся губами кожи над ключицами.
От неожиданности я ахнула, тут же толкнулась ладонями в мужские плечи, но не претерпела успеха, а, взглянув в лицо Мартина, поняла, что ему больше не до улыбок. Упрямо поджатые губы, раздутые порывистым дыханием крылья носа и напряжённо сведённые брови. Длинные пальцы обхватили меня сильнее, надавили на поясницу. Потому что теперь Мартин хотел теснее, хотел без обмана. Я почувствовала, как моя грудь врезается в его, как её раздувает от бурного дыхания. Возбуждение в паху отозвалось пульсацией у него и тянущей болью у меня.
– Как ты думаешь, почему так происходит? – прошептал Мартин и провёл языком по моим губам, заставляя раскрыть их шире.
– С кошками?
– С ними, – улыбнулся он и теперь толкнулся в меня языком глубже. На поцелуй это было похоже мало. Если только на приглашение… порочное, разумеется.
Я дёрнулась, будто вырываясь из липкого марева, но оказалось, что Мартин держал очень сильно. И как демонстрация власти – провёл носом по коже от угла нижней челюсти к ямке между ключицами. Остановившись, глубоко вдохнул мой запах и блаженно закрыл глаза.
– Потому что они влюбляются и начинают вести себя глупо и предсказуемо! – вспомнила я про вопрос.
Мартин удовлетворённо кивнул. Он коснулся моих губ легко и ненавязчиво. Сорвал самые яркие, самые сочные эмоции и отпрянул, наслаждаясь произведённым эффектом.
– Ты ведь не из таких? – улыбнулся он, а я с сожалением покачала головой.
– Не хочу разочаровывать тебя, потому не отвечу, – проронила я и толкнулась в его плечи сильнее.
Беспомощные ладони заскользили по шёлку, собирая его в складку, зло и отчаянно цепляясь за неё, выкручивая… но так и не достигая желаемого результата.
– Я не привык верить на слово, моя прелестная муза… – коротко улыбнулся он и озадаченно кивнул. – Придётся разобраться в этом вопросе самостоятельно, – выдавил он из себя с придыханием и вот тогда всё же поцеловал.
И сразу глубоко, напористо, властно. Напрочь лишая дыхания, любых сомнений, возможности сопротивляться. Обхватив меня поперёк спины одной рукой, другой надавил на затылок, не позволяя отстраниться, не позволяя… не покориться. И я застонала. Томительно и сладко. Потому что мне нравилось чувствовать себя слабой. Поддаться окутавшей страсти, охватившему безумию.
Жадные, собственнические поцелуи выпивали меня до капли. Сильные руки бессовестно исследовали тело, добираясь даже до тех мест, которые я бы предпочла оставить без внимания. Моя футболка улетела в сторону, когда пуговицы на его рубашке были расстёгнуты только наполовину. Но даже это не мешало мне описывать ладонями широкую твёрдую грудь, царапать кожу или прикасаться к ней самыми кончиками дрожащих от возбуждения пальцев.
Ненадолго оставив распухшие губы, Мартин водил языком по шее, груди, прикусывал кожу над ключицами. Он хотел, чтобы я кричала, чтобы стонала в его рот, чтобы кусалась в ответ. Хотел, чтобы жалась к нему, чтобы цеплялась за плечи и чтобы требовала большего!
Вдоволь насладившись первыми приступами азарта, он оттолкнул меня и уложил спиной на стол. В сторону полетели тарелки, бутылка с вином опрокинулась, и густая сладкая жидкость потекла под плечи, под лопатки, под поясницу. Прижав меня одной ладонью, с силой надавив на живот, Мартин смотрел на жуткую картину с высоты своего роста и упивался увиденным. Волосы тоже намокли, и в тот момент я особенно остро почувствовала, как по телу разливается озноб, как он подбрасывает меня крупной дрожью. Возбуждение только усилилось.
Мартин стянул с себя рубашку, с меня джинсы вместе с бельём. Вино потекло под ягодицы и тонкими струйками сочилось на пол с края стола. Я знала, как выгляжу в этот момент и потому особенно остро чувствовала собственную власть. Кроваво-красная жидкость была подо мной и вокруг. Контраст с белой кожей усиливал эффект необратимого. Жуткая картина сделала его взгляд тёмным и безумным. Желание сушило горло, и Мартин тяжело глотал, но не мог отвести глаза.
Его ладонь всё ещё давила на живот, не позволяя двигаться или как-то сменить позу. Наряду с возбуждением, каким-то особо ярким, особо острым чувством вспыхнула уязвимость. По уверенной улыбке я поняла, что именно этого он и ждал. Но хотел вовсе не страха – подчинения. Полного и безоговорочного.
– Ты моя девочка… Да, Юль? – прохрипел Мартин.
Я задрожала, не понимая, что это значит: быть чьей-то, кому-то принадлежать. Так и хотелось выкрикнуть противоречие. На ум даже пришла фраза из детского мультфильма: «Я сам по себе мальчик», но Мартин смотрел серьёзно и ждал ответа, который не мог идти вразрез с его желаниями – это я тоже понимала. Сказал, что его, значит, так и есть. Вот только ручной я пока так и не стала, а потому с особым, плохо скрываемым удовольствием, отрицательно покачала головой.
