Помимо всего прочего, меня одолевают странные эмоции.
— Эй. — Итан касается моего лица. — Ты в порядке?
— Да. Просто… счастлива, понимаешь?
— У тебя такой вид, словно ты вот-вот заплачешь.
— Замолчи. Если заговорить об этом, то так и случится. — Я моргаю и усилием воли заставляю слезы исчезнуть.
— Прости.
— Не извиняйся! Это еще хуже, чем говорить об этом. Черт побери! — Я начинаю моргать быстрее, но уже слишком поздно. Слезы ручьями стекают по моим щекам. Итан заключает мое лицо в ладони и смахивает их, но от этого становится только хуже.
Он притягивает меня в объятия, и я начинаю плакать. Прошло уже много времени с тех пор, как я плакала от радости. Он прижимается губами к моему лбу и гладит мои волосы.
Это так приятно… и так абсолютно и безоговорочно правильно, что вызывает у меня еще больше слез.
Три года назад
Вестчестер. Нью-Йорк
Гроув
Он не прикасался ко мне почти неделю. Ну, точнее, он прикасался, но не так, как обычно. Не так, как я в этом нуждаюсь.
Он ушел в себя и отдалился, и мне становится не по себе при мысли, что сейчас я так же бессильна, как была в последний раз.
И все же, у меня есть еще кое-что, что я должна попробовать. Одна безумная игра, в которой, как я подозреваю, нет выигрышной партии.
— Я собираюсь сказать Эрике, что отказываюсь от роли в «Портрете».
Он отрывается от своей книги и хмуро смотрит на меня.
— Что?
— Я отказываюсь от предложения. Выберу работу в театре Лос-Анджелеса вместо этого.
— Кэсси…
— В смысле, это же тоже потрясающее шоу. Плюс, Бродвей никуда не денется. Я попаду туда каким-нибудь другим способом.
Он опускает свою книгу и вздыхает.
— Не будь глупой. Ты не можешь отказаться. Особенно, если ты думаешь, что делаешь это ради меня.
— Я думаю, что делаю это ради нас. Я знаю, что тебя наверняка сводит с ума факт того, что мы с Коннором будем играть в этом шоу восемь раз в неделю.
— И что? Сделать меня причиной этого решения – абсурдно. Это твоя карьера. Ты должна согласиться.
— Нет, если это означает – потерять тебя.
Он потирает глаза.
— Если ты не согласишься, ты все равно потеряешь меня, потому что я никогда не прощу себя за то, что облажался с чем-то настолько важным. Пожалуйста, Кэсси, соглашайся.
— Но…
— Нет, это не обсуждается. Тебе предоставлена потрясающая возможность, и я не позволю тебе упустить ее из-за меня. Ни за что, черт побери! Либо ты сообщаешь Эрике о своем согласии, либо это сделаю я.
Он захлопывает свою книгу и кладет ее в рюкзак.
— Куда ты идешь?
— Домой.
— А как же наш экзамен по Искусству в жизни общества?
— Я позанимаюсь один.
— Почему ты так зол на меня?
Он перекидывает свой рюкзак через плечо и поворачивается ко мне.
— Я зол не на тебя. Я зол на себя. Зол, потому что ты думаешь, что должна жертвовать своей карьерой ради меня.
— Итан…
— Нет, Кэсси, это чертово безумие. Это не любовь. Это страх. Ты боишься моей реакции, и позволяешь страху управлять своими суждениями. Что, черт побери, я делаю с тобой?!
— Ты ничего не делаешь. Иногда, чтобы что-то получилось, приходится идти на компромиссы.
— Это не компромисс! Ты отказываешься от своей мечты ради меня, и меня бесит, что ты считаешь, что должна это делать. Что я заставил тебя так думать.
— Ты не заставил, я просто…
— Пожалуйста, остановись. Я чертовски сильно старался просто дышать, когда вы с Коннором играли те роли, но я не могу, и ты знаешь это. Но вот это? Это не решение.
— Тогда что это? Есть ли вообще какое-то решение? Ты начинаешь очень беспокоить меня сейчас.
Его выражение лица смягчается, но он не успокаивает меня. И я не знаю, способен ли он на это сейчас.
— Мне надо идти.
— Стой.
Он останавливается, одно рукой придерживая дверь. Я подхожу к нему и заставляю его посмотреть на меня. Он делает это с неохотой.
— Я люблю тебя. — Я встаю на цыпочки и целую его. Он вдыхает и обнимает меня рукой, и несмотря на то, что он целует меня, это длится недолго. Когда он отстраняется, его рука все еще на дверной ручке.
— Я тоже тебя люблю, — говорит он, поглаживая мою щеку. — В этом-то и проблема.
Он открывает дверь и спускается по направлению к своей машине. Я смотрю ему вслед, пока он не скрывается из вида.
Наши дни
Нью-Йорк
Театр Граумана
Когда я прихожу в театр, я скидываю свою сумку в примерочной и направляюсь на поиски Итана. Он помогал мне освоить кое-какие медитативные техники, и хоть я и не очень преуспела, он – терпеливый учитель.
Конечно же, Тристан взбесился, когда узнал об этом. По правде говоря, его редко когда можно взбесить, но он затих на долгое время и смотрел на меня во враждебной манере.
Он пытался вызвать у меня интерес к медитации с того вечера, когда мы познакомились, и я всегда воспринимала это, как пустую трату времени. И думаю, нет нужды говорить, что мы с Итаном сейчас – не самые популярные люди в его дневнике.
Я иду в гримерную Итана, но не обнаруживаю его там. Где-то в глубине зала его голос раздается эхом, поэтому я следую за звуком.
Зайдя за кулисы, я вижу, что он разговаривает по телефону и ходит из угла в угол.
— Мне ничего не известно об этом. Я к тому, что наш спектакль идет всего один месяц. Мы едва ли встали на ноги. Да, я знаю, это потрясающая возможность, но… — Он потирает свое лицо и вздыхает. — Я слушаю тебя, и понимаю это. И нет, это не имеет никакого отношения к Кэсси. Я просто… Я не знаю, правильное ли сейчас время для этого.
При звуках своего имени, я вновь скрываюсь в темноте.
Он заканчивает разговор словами:
— Я подумаю над этим.
Я тихонько проскальзываю обратно в его гримерную, когда он заканчивает разговор.
Когда же он появляется минутой позже, на его лице отражается радость при виде меня.
— О, привет.
— Привет. Ты в порядке?
— Да. Отлично. — Он кладет свой телефон на стойку и садится на пол. — Готова?
— Конечно.
Он едва ли смотрит на меня. Мы проходим обычную процедуру нашей медитации, но мне очевидно, что мыслями он где-то в другом месте.
Моя медитация – это полная ерунда. Мое дыхание прерывистое, и мои мысли сосредоточены только на теме того разговора и почему он скрывает ее от меня.
Мы заканчиваем наш сеанс и когда я открываю глаза, у меня создается впечатление, что он долгое время смотрел на меня.
— Как насчет обнимашек? — спрашивает он тихо.
Я встаю и мотаю головой.
— Нет, не думаю.
— Все хорошо?
— Ага. — Я чувствую, как все частички меня, которые недавно стали расцветать, начинают увядать под весом того, что бы сейчас ни происходило с ним. Я все больше и больше доверяла этой его новой версии, но сейчас… сомнения вернулись.
Он берет меня за руку.
— Подожди. Что происходит?
Я качаю головой. Я не способна противостоять ему, потому что нахожусь в ужасе от того, что он, черт побери, может мне сказать.
— Ничего. У меня просто нет желания обниматься сегодня.
Я высвобождаю руку и выхожу. Мне надо убраться подальше от него.
Я даже не могу представить, что буду делать, если все вновь пойдет не так.
23
ТОНИ ИЛИ ПЛЫВИ
Три года назад
Вестчестер, Нью-Йорк
Гроув
Я ощущаю себя подводной лодкой.
Это странная аналогия, но я помню, как смотрела в детстве фильм, в котором в подводную лодку попала торпеда. Там были все эти отсеки, которые начали наполняться водой, а люди вокруг носились по коридорам, запечатывая за собой герметичные двери, чтобы лодка не утонула.
Поведение Итана за последние дни, заставляет меня закрывать все те уголки, которые я приоткрыла для него, когда мы вновь сошлись, а удар торпедой даже еще не случился.
