мне полюбилось.
— Я люблю тебя, муж, — сонно шепчу я ему в грудь.
Кензо усмехается.
— Я тоже тебя люблю, жена.
Кензо
Прошло две недели с тех пор, как я нашел Эвелин обнаженной и окровавленной, спасающейся бегством посреди болота. Две недели как я узнал, что мы ждем ребенка. И две недели с тех пор, как мою мать забрали на мой склад на окраине города, где я перерезал глотки большему количеству врагов, чем могу сосчитать.
Виталий и Адриан стоят рядом со мной, пока я рассматриваю женщину, прикованную цепью к стене одной из моих комнат пыток. Щеки у нее желтовато-желтые, а кожа бледная. Она выглядит старой и сломанной. Слезы пятнают ее лицо. У нее покрасневшие глаза, а на лодыжках и запястьях глубокие инфицированные раны. Раны, которые мы не будем лечить.
— Окаасан, — я выплюнул это слово. Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, ее жесткие глаза пристально смотрят на меня. Они не обладают той властью, которую имели раньше. Не сейчас, когда она слаба и представляет собой лишь жалкую кучу дерьма и мочи.
— Ты не мой сын, — шипит она. — Так предать меня. Это не правильно."ю
— Ты. Украла. Мою. Жену! — я бросаюсь вперед, рыча ей в лицо. — Моя жена! Ты пыталась продать ее за границу. Когда это не сработало, ты нашла ее в Лас-Вегасе и попыталась изнасиловать и избить. Но ты снова потерпела неудачу. Потом ты ее похитила и пытала. Мою жену, которая носит моего ребенка.
Глаза моей матери расширяются от ужаса.
— Ваш ребенок?
Я киваю.
Ее губы кривятся в усмешке, и она плюет мне под ноги.
— Ребенок, несущий в себе кровь убийцы.
И вот к чему все это сводится.
— Поэтому ты приказала убить отца? — спрашиваю я, сжимая челюсти и скрипя зубами. — Потому что он отказался убить Чарити ЛаМонтань?
— Жизнь за жизнь, — плюет она. — Он был мягким. Слишком мягкий, чтобы возглавить якудза. Он хотел заняться недвижимостью и сделать семью более законной. Я не тратила годы на заговор, чтобы быть рядом с ним и стать женой слабого человека.
— Ты поэтому убила Юмико? — я спрашиваю ее. Если бы лицо моей матери могло побледнеть еще больше, она была бы призраком. — Юмико Тахо собиралась выйти замуж за моего отца за шесть месяцев до того, как он женился на тебе. Но она исчезла с лица земли, и ее больше никогда не видели.
— Юмико сделала бы организацию мягкой, — усмехается она. — Моя семья приносила жертвы ради якудза задолго до того, как к власти пришел твой отец. Мы сохранили традиции живыми и процветающими. Нашей целью было принести честь и традиции, куда бы мы ни пошли. Быть убийственной рукой якудза.
Как я никогда не осознавал, какая фанатичная моя мать?
Якудза, о которой она говорит, больше не существует. Даже в Японии. Хотя ни одна из организаций никогда не сможет стать полностью легальной, существует множество фракций, которые начинают уходить из-под контроля по мере того, как снимаются все новые и новые санкции.
— Ты это установила? — Адриан шипит. — Нападение в Нью-Йорке? Ты это планировала?
Моя мать ухмыляется.
— Мне в этом не было необходимости, — сладко уверяет она нас. — Ваши отцы привлекли к себе неправильное внимание. Все, что я сделала, это позаботилась о том, чтобы они оказались в одном и том же месте в одно и то же время. Ребята, здесь есть могущественные враги. И ты едва коснулся поверхности.
Адриан качает головой и смеется.
— Она ничего не знает, — усмехается он. — Мы должны просто застрелить ее и покончить с этим.
В глазах моей матери нарастает паника.
— У меня есть знания, — уверяет она нас, обращая взгляд на Виталия. — Твой дядя не воспользовался слабостью твоего отца. Он создал это.
Виталий выходит вперед и приседает перед ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Taglia una testa e un’altra prenderà il suo posto.
Что-то в выражении лица Виталия меняется.
— Где ты услышала это?
Губы моей матери кривятся в самодовольной ухмылке, ее глаза блестят от искаженного удовольствия.
— От человека, который пролил кровь твоего отца и украл твою корону, — она хихикает, ее голос полон злобы. — Ты думаешь, что мы не контролируем все, что касается вас троих? Что мы просто оставили тебя одного, чтобы наращивать власть? — еще один леденящий душу смех разносится по комнате. — Никогда. Мы наблюдали и ждали каждого вашего шага.
Мы втроем обмениваемся обеспокоенными взглядами, в наших мыслях царит страх и замешательство.
— За что? — наконец мне удается спросить, мой голос дрожит.
Зловещая ухмылка расплывается на лице моей матери, превращая ее из любящей фигуры, которую я когда-то знал, в извращенную версию ее самой, словно джокера в колоде карт, сломленную и безумную.
— На данный момент мы забираем то, что принадлежит нам по праву, — заявляет она, ее тон наполнен злобой и триумфом. Тяжесть ее слов повисла в воздухе, наполняя меня страхом и отчаянием, когда я осознаю, что моя собственная мать все это время строила заговор против меня.
Эвелин
Я уже говорила это раньше, но подвергаться пыткам — отстой.
Однако забота моего мужа была для меня самым лучшим опытом в жизни.
Он властный? Да, все время, черт возьми. Этот человек поднял мою личную безопасность на совершенно новый уровень. Мы еще не говорили о том, что случилось с его матерью, но он ее еще не убил. Я не знаю, сможет ли он это сделать и сможет ли когда-нибудь. Хотя, если горячий чай, который дает мне Хиро, правильный, она рано или поздно умрет от инфекции.
Кензо отказывается оказывать ей медицинскую помощь.
Он не прикажет ее убить и не убьет сам, но позволит ей сгнить.
Я провела в больнице почти неделю, прежде чем врачи меня выписали. Они хотели быть уверены, что я не пострадаю от каких-либо побочных эффектов. Я думаю, что мой муж угрожал им держать меня там столько, сколько они смогут. Но они не могли держать меня вечно. Я была достаточно здорова, чтобы пойти домой, и теперь мы направляемся именно туда.
Домой.
— Знаешь, я могу ходить, — тихо поддразниваю я его, пока он несет меня в пентхаус.
— Я знаю, — говорит он мне. Я издала умиротворённое мычание и, удовлетворенная, положила голову ему на плечо. Это то, о чем я мечтала. Муж, который заботится обо мне.
Мы не будем говорить о любви.
Еще нет.
Я знаю, что он любит меня, но я
