также знаю, что он, возможно, не сможет словесно выразить свою любовь так, как я. Но он показывает это каждый божий день. Тем, как он набирает мне ванну и моет волосы. Нежные прикосновения и поцелуи. То, как он смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю.
— Что ты хочешь на обед? — спрашивает он, укладывая меня на нашу кровать. Этот ублюдок даже не дал мне переодеться в нормальную одежду. Перед тем как покинуть больницу, он одел меня в мою пушистую пижаму с кроликом и сказал, что остаток дня я проведу в постели. Полная остановка.
— Китайский язык.
Он кивает, достает телефон и отправляет сообщение одному из своих людей. Когда я рассказала ему о напавших на меня людях, он произвел полную внутреннюю проверку всех своих людей. Оказывается, было немало тех, кто не был ему верен, но большинство были. Большинство мужчин, участвовавших в моем похищении, были выдающимися людьми. Члены другой якудза. Судя по всему, тот, который в настоящее время стирается с карты.
— Ты… — я делаю паузу, чтобы найти слова. — Тебя все устраивает?
Муж бросает на меня вопросительный взгляд.
Я пожимаю плечами.
— Просто… ну, их было много, — говорю я. — Моя мама. Твоя мама. Ребенок. Ты никогда по-настоящему не говоришь мне, что думаешь или чувствуешь.
Кензо проводит рукой по лицу и вздыхает, прежде чем залезть на кровать рядом со мной.
— Я думаю, что мне бы не хотелось слепо доверять ей. Что я должен был знать, что что-то не так.
— Она твоя мать, — это кажется неубедительным оправданием, но я знаю, что это нечто большее. Мать должна быть тем, на кого можно положиться. Доверять. Я выросла, никогда не полагаясь на свою мать и не доверяя ей, в то время как Кензо рос, думая, что его мать любит его и думает о нем только самое лучшее. Когда все, чего она хотела, это забрать из-под себя силу, которую он построил.
В некотором смысле, я думаю, что для него это хуже. Быть преданным человеком, которого любишь, всегда нелегко.
— Я не думаю, что она когда-либо была моей матерью, — честно говорит он мне. — Как и мой отец, я был для нее не более чем ступенькой. Силовая игра. Я мог бы сделать все прямо на ее глазах, а она, наверное, все равно выстрелила бы мне в спину.
С этим не поспоришь.
— Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, — грустно шепчу я. Кензо пожимает плечами, как будто в этом нет ничего страшного. Как будто женщина, которая его вырастила, его не предала.
— Это наш мир, — напоминает он мне. — Печальный? Да. Опасный? Конечно. Но я бы ни за что на свете не променял бы свои отношения. Виталий и Адриан — мои братья. У меня бы их не было, если бы все сложилось иначе. У нас не было бы той империи, которую мы имеем вместе, и у меня не было бы тебя.
Вечно и навсегда.
— Вечно и навсегда, — шепчу я. Кензо откидывается назад, на его лице отражается шок, услышав, как я произношу эти слова.
— Где ты услышала это? — тихо спрашивает он.
Я улыбаюсь ему.
— В больнице, когда мне ввели успокоительное. Иногда я выходила чуть-чуть из тумана и могла слышать, как ты разговариваешь со мной.
Он качает головой.
— Такая маленькая шпионка, — поддразнивает он, наклоняясь и покусывая зубами мою нижнюю губу. — Что еще ты слышала?
Покачав головой, я опускаю глаза, румянец разливается по моим щекам.
Рука Кензо обхватывает меня за горло и притягивает к себе, пока мы не оказываемся нос к носу.
— Что еще ты слышала, искорка?
Я облизываю губы; его глаза прикованы к движению.
— Что ты меня любишь, — говорю я ему. — Но тебе не обязательно повторять это снова. Я знаю, что тебе нужно время, и что…
Его губы касаются моих.
— Я люблю тебя, Эвелин Накамура, — каждое слово ясно и лаконично. — Так чертовски сильно.
Я обхватываю его руками и поднимаюсь к нему на колени.
— Я тоже тебя люблю, Кензо Накамура. Вечно и навсегда.
Он улыбается мне, прижимаясь лбом к моему.
— Вечно и навсегда.
Кензо
ГОД СПУСТЯ…
Она сделала это.
Моя жена пошла в школу, окончила школу, родила нашего прекрасного сына, и теперь ей остался один день до открытия собственной пекарни и кафе-эспрессо. Она в ударе. Моя жена делает мир своей устрицей, и я очень горжусь ею.
— Хикару наконец-то уснул, — говорю я с усталым вздохом, входя в нашу спальню. Мы назвали его в честь моего отца. Моя жена не отрывает взгляда от бумаг, разбросанных перед ней. Это совершенно не годится. — Эвелин!
Вздрогнув, она роняет бумаги из рук на пол и смотрит на меня.
— Что?
— Я стоял здесь, пытаясь привлечь твое внимание. Ты слышала хоть слово, которое я сказал?
— Эм… — она застенчиво смотрит на меня.
— Хикару наконец-то заснул, — повторяю я.
Она моргает, глядя на меня, на ее лице отражается растерянность.
— Хорошо…
— Прекрати работать и сделай мне гребаный минет.
Смех пузырится у нее на губах.
— Ты серьезно?
Я серьезно? Конечно, я серьезно.
— Я весь день ухаживала за нашим сыном, — напоминаю я ей, топая к ней. — Весь этот чертов день, когда все, что он делал, это плакал, плакал и плакал.
— Младенцы плачут, дорогой.
Я издал низкое рычание.
— За исключением того, что единственная причина, по которой он плачет, это то, что в моей груди нет сисек.
Моя жена еще раз громко рассмеялась.
— Ну, мои сиськи ему тоже не нравятся, — отмечает она. — Вот почему он получает бутылку.
Положив руки по обе стороны от нее, я наклоняюсь вниз, пока наши губы не оказались всего в дюйме друг от друга.
— Он знает, что я — не ты, — выдавливаю я. — Все, что ему нужно, это ты. Весь день ежедневно. Но ты слишком занята здесь, будучи Миссис Успешная.
Еще один смех, от которого мой член затвердел в штанах, как будто это никого не касается. Блин, я женат. У меня не должно было быть таких плохих синих шаров.
— Что ты пытаешься мне сказать, мистер мама?
Эвелин облизывает губы, ее глаза наполняются неконтролируемым желанием.
— Я уже говорил тебе, — я выпрямляюсь, расстегиваю ремень и опускаю молнию, освобождая ноющий член. — Я хочу минет.
С ухмылкой на губах Эвелин обхватывает пальцами основание моего члена и медленно, дразня, поглаживает меня. Каждое прикосновение разжигает во мне огонь, сводя с ума от желания.
— Ну, мне лучше убедиться, что ты получаешь
