— Прости меня. Прости, что это зашло так далеко.
— Да уж, твоего выхода на работу я никак не ожидал, — обнял он меня крепче.
— Давай всё же об этом поговорим, — предложила я.
— Давай, — легко согласился он. — Знаешь, что меня обидело больше всего?
— Знаю. Всё, — кивнула я.
— Давай поговорим об этом единственный раз и снова забудем, — предложил он.
— Давай, — согласилась я. — Тебя обидело, что я всё забыла? Что дала тебе обещание и не выполнила? Что я тебя даже не выслушала?
— Ты сказала, что это месть. Я помню, как ты кричала, что у тебя нет сил, ты больше не можешь: эти дети, эта стирка, готовка, быт, ты не чувствуешь себя женщиной, и этот твой психолог, он просто для вдохновения, для ощущения полноты жизни, чтобы поверить в себя, что ты ещё ого-го, ещё нравишься мужчинам, вызываешь желание.
— Наверное, я именно так себя и чувствовала. Я правда не помню, что тогда испытывала. Но мне показалось, ты не простил, и это месть.
— Нет, Лера, это не месть, — встал он. — Я никого не искал, чтобы почувствовать тоже, что когда-то чувствовала ты, хотя да, я тоже старею, дряхлею и тоже переживаю из-за этого. Но я не выставлял тебя из дома. Я скрипел зубами и пытался понять, принять. Пытался что-то изменить, чтобы ты не чувствовала себя загнанной в угол. Помнишь, мы наняли няню? Наняли повара. Нам было это не по карману, но ты была мне дороже. Правда, они обе не продержались и неделю, но я усвоил урок. Что дома с детьми сидеть не легче, чем ходить каждый день на работу и решать проблему за проблемой. Это тоже трудно. Я это принял, переосмыслил, я даже в упрёк тебе это никогда не ставил. И виноватой тебя не считал. А ты… — он развёл руками.
— Ты сказал, что с ней тебе хочется жить. Значит, со мной ты хочешь сдохнуть?
— А что ты имела в виду, когда сказала, что тебе не хочется жить? Жизнь со мной была тебе настолько невыносима, что единственный выход — включить газ.
— Я не хотела включать газ и убивать себя и детей, это были просто слова, которыми я хотела донести до тебя, насколько мне сейчас плохо.
— А я хотел донести, насколько для меня это важно. Это ведь одни и те же слова. И девушка она, женщина, старушка, мужик или ребёнок, по сути, ведь неважно. Она человек. Но всё упёрлось в банальную ревность, в то, что она молода и привлекательна. Ты увидела соперницу.
— Мы примитивные существа, Игорь. Я в каждой бабе вижу соперницу, ты каждую рассматриваешь как вариант продолжения рода. С этим бесполезно спорить. И знаешь, наверное, это другая сторона той же монеты. Я чувствовала себя ненужной, неважной, непривлекательной. Искала причины, чтобы доказать себе, что так и есть — и всюду их находила.
— Кто ищет, тот всегда найдёт, — вздохнул он.
— Знаешь, сейчас мне даже кажется, что я бы всё равно к чему-нибудь прицепилась. Ты ездил в Москву с секретаршей?
Глава 59
— Нет, с главой кредитного отдела.
— Она баба?
— Да. Молодая и красивая.
— Ну вот, уже только поэтому я бы себя накрутила. Ты куда-нибудь её подвозил?
— Конечно, мы жили в одной гостинице, ходили на одни и те же мероприятия и возвращались вместе. Поздно. На такси.
— Как ты сказал, её зовут? — прищурилась я.
— А твою подругу, что сидела справа от тебя, кажется, зовут Кира? — приподнял он бровь.
— Эй, она знала, что ты мой муж.
— А её не интересуют женатые мужчины? — улыбались его глаза.
— Вот ты гад, — покачала я головой. — Да, да, я поняла, кто хочет — найдёт тысячу возможностей, а кто не хочет — тот мой муж. За что ты меня только любишь, Наварский?
— Сам не знаю. Давно пора тебя бросить.
— Но как ты будешь без моих способностей выносить тебе мозг, истерить, поступать тупо, говорить глупости.
— Вот видишь, ты сама всё знаешь, — улыбнулся он.
— Но у меня всё же вопрос: вы переспали?
— Нет, и даже не собирались, — покачал он головой.
— А в гостинице?
— Я её позвал. Мог бы, конечно, позвать и в другое место, но хотел понять, может, я правда идиот, а у неё на меня другие планы, ещё Сокол наговорил с три короба. Она приехала с онкологии, еле живая, а я даже не понял, что она едва на ногах стоит. Разозлился, что она приехала. Ты нас видела?
— Хотела с тобой поговорить, но неудачно выбрала время. А что Сокол?
— Сволочь, что! Любит он её, дурак, наверное. Да и он ей небезразличен.
— Серьёзно? — уставилась я на Наварского. — Так у них всё серьёзно?
— Я не знаю, Лер. Может, это просто принцип дефицита. Как у Ромео и Джульетты. Не будь их роман запретным, не будь препятствий в виде вражды семей и сватовства к ней другого мужика, и вышло бы мимолётное увлечение. Погуляли бы и разбежались, особенно в их-то нежном возрасте. А так разразилась трагедия. Так и здесь. Она больна. У них максимум полгода.
— С ней настолько всё серьёзно? — ужаснулась я.
— Увы. Я говорил и с её врачом, и с мужиком с какого-то исследовательского центра мы с Соколом общались. Шансы практически нулевые.
— Сокол в шоке?
— Это неправильное слово. Он в отчаянии.
— Может, он и правда её любит?
— Может, Лер. Он договорился с этим Вячеславом из Центра,
