провожая её в декрет.
Да что там в декрет, Валерии Андреевне уже рожать было пора, а она всё работала.
Но ей чертовски нравилась эта работа, нравились люди, что собрал вокруг себя Баженов, а когда что-то нравится — это не тяготит.
Да, это было трудно, порой что-то не получалось, порой она валилась с ног от усталости, но это была усталость, когда чувствуешь себя нужной, засыпаешь с чувством выполненного долга, а просыпаешься с желанием продолжать.
— И не надо этих печальных глаз брошенного котика, — похлопала она по плечу Баженова, — и соскучиться не успеешь, как я вернуть. Ещё умолять будешь, чтобы я посидела в декрете подольше. Знаю я эти ваши фальшивые слёзы, — улыбнулась она.
Но как бы ни любила своего малыша, вернуться всё равно собиралась, разве что немного попозже, может, в следующем году, а может, года через два.
Сидеть в декрете с таким сладким малышом было совсем нетрудно.
А ещё у неё были подруги — с которым и посплетничать, и позлословить, и поплакать, и порадоваться — целый мир, странный и непонятный мужчинам, но такой нужный.
Они продали две квартиры: свою старую и мамину, и купили маме квартиру в Санкт-Петербурге.
— Оставлю её Вероничке, — сказала она, осматривая свои новые хоромы.
— А как же я? Я, вообще-то, старше, — возмутилась Аня.
— А ты ищи себе мужа с квартирой, а не жди, когда сдохнет бабка, — отрезала бабушка.
— Ты погоди умирать, я тебе ещё не отомстила за своё детство, — улыбнулась Лера и подмигнула дочери.
«Кнопик» закрылся.
А Света?
Света умерла.
Наварский поехал с ней проститься перед отъездом в Китай.
Она всё же согласилась на лечение, и Сокол летел с ней.
— Это тебе, — протянула она ему картину, аккуратно обёрнутую бумагой.
— Нет, нет, Свет, я не могу её принять, — поднял руки Игорь.
— Она всё равно тебе достанется по наследству, — поставила она свёрток. — Я понимаю, это не то, что хочется хранить, чем приятно гордиться и показывать знакомым, поэтому приложила к ней телефон человека, который, поможет тебе её продать. Он знает, что делать. Ну всё? Пока, — развела она руки в стороны.
— Пока, — обнял её Наварский. — Поправляйся! Мы будем ждать.
Но они оба знали, что она уже не вернётся.
Соколов прилетел один.
Переправить её тело и организовать похороны помог исследовательский центр, в котором она провела последние несколько месяцев. Он же взял на себя все расходы.
Её похоронили рядом с отцом, на похороны пришло очень много людей, которые её знали и любили, и все они принесли голубей, которых выпустили в небо разом.
Наварский позвонил по приложенному к картине телефону и встретился с мужчиной, что оказался старым другом её отца и директором учреждённого Светланой фонда.
От него Игорь узнал, что Света выкупила в своей коммуналке остальные квартиры, чтобы сделать в ней музей-квартиру отца. И фонд решили продолжить её дело.
Аня работала над этим проектом в команде с другими поклонниками Светы Сальери.
Они назвали свой проект «Мозер и Сальери». И у них потрясающе получилось.
Наварский ходил. Там всюду висели её фотографии, на стенах были страницы книги в человеческий рост, и звучал её берущий за душу голос.
Это будет холодная осень.
Представляешь, дыхание пряча,
Ты идёшь по продрогшей аллее.
А когда я умру, ты заплачешь?
Это будет прекрасное утро.
Утром кто-то тебя поцелует,
Только я буду гордой, как будто
Тот, кто умер, совсем не ревнует.
Это будет совсем понедельник -
Не люблю понедельники с детства,
Целый день ты проходишь бездельник,
Будешь путать и цели, и средства.
Обстоятельства - гаже не скажешь,
Ни одной разрешённой задачи,
Ты устал от обыденной лажи,
Ну а я ... умерла. Ты заплачешь?..
Позвонишь - недоступна, разбилась
Или просто не стало со скуки.
Не проверивший, что же случилось,
Ты в бессилье заламывать руки
Станешь, скажут: "а кем приходились?"
Замолчишь, и сломается датчик.
И какие мечты там не сбылись,
Разве важно?.. Конечно, заплачешь…
Это будет холодная осень.
Тёплой осени больше не будет.
Только я буду знать, эта проседь -
Обо мне. И меня не забудет.
Да, когда я умру - ты заплачешь
И поймёшь, каково расставаться.
Только, взрослый и глупый мой мальчик,
Обещай и тогда - не сдаваться. *
___
* Мария Маленко
Но самыми востребованными стали комнаты с работами отца.
Особенно одна, посреди которой стояла копия картины «Одна ночь с королём», вокруг были те же самые стены, а в углу лежала смятая тряпка.
Уже потом, читая её стихи, часть которых была посвящена ему, Наварский понял, что он ошибся. Она хотела уйти. Уйти к отцу, к своему нерождённому ребёнку, к человеку, которого любила.
Она уехала в китайский центр не для того, чтобы поправиться, а потому, что так всем было легче, в том числе Игорю и, главное, его жене — это был её дар Лере, осознанный и бескорыстный.
Она не хотела, чтобы разбирались с её проблемами, особенно Игорь, которого она не хотела втягивать и даже говорить о том, что больна. Она никому не желала доставлять хлопот, не хотела ни жалости, ни сочувствия. Она стеснялась своей жизни, потому что та была слишком трудной, тяжёлой и яркой, и никому
