Привезя ее в свой маленький замок в Дордони, Люк чувствовал себя избранным, и, будучи, по своему собственному мнению, неуклюжим медведем, все время боялся повредить это неземное волшебное существо, прижимая его к своему сердцу. У них родился сын — точная копия матери. Иногда Люку казалось, что они оба смотрят на него, простого провинциала, свысока. Все его предки — родословная насчитывала уже девять веков — жили там, на плодородных землях Дордони. Конечно, он был rustique,[161] прост и безыскусен. Может, он сам виноват в том, что жена находила его insortable?[162] Ему не хватало воспитанности, изящества, умения вести себя в обществе.
Мэгги всем сердцем сочувствовала этому раненому медведю — такому милому, земному, искреннему и непосредственному. Когда бутылка шампанского опустела, она ощутила, как их обоих накрыла волна тепла.
Люк поднял бокал.
— Вы такая красивая женщина, — сказал он и поцеловал ей руку.
Позже Мэгги не помнила, что произошло вслед за этим, но в конечном счете она оказалась в спальне, на ситцевом покрывале, а «раненый мишка» расположился рядом. Мэгги смутно ощущала, что ситуация выходит из-под контроля, однако дурманящее шампанское и волнующее ласковое тепло, исходившее от Люка, заставили ее забыть обо всем. Он обнял ее.
— Знаешь, — тихо сказала она, — я, наверное, уже разучилась заниматься любовью…
— Mon amour,[163] — прошептал он ей на ухо, — это как кататься на велосипеде. Не забывается.
* * *
Наутро Мэгги проснулась одна. Лежа в постели и мысленно перебирая события прошедшей ночи, она залилась краской от сладостных воспоминаний. Тело побаливало от страстных объятий, лицо было немного раздражено от прикосновений щетинистого подбородка. Она вдруг сообразила, что уже довольно поздно, а Эсмеральда так и не принесла ей утренний чай. Зазвонил телефон.
— Алло, кто это?
— Это Евангелина, — прозвучал в трубке восторженный голос. — Хотела сообщить вам, что мы с Сент-Джоном помирились! Он намерен оставить любовницу и попытаться загладить свою вину. Кстати, сегодня ночью мы занимались любовью, и мне еще ни разу в жизни не было так хорошо.
— Как и мне, — сказала Мэгги. Положив трубку, она потянулась за халатом.
Осторожно выйдя из спальни, она поняла, что остальные совладельцы «Детективного агентства Пандоры» были уже давно на ногах. Эсмеральда танцевала вальс с Люком — еще более взъерошенным, чем обычно. Золтан курил и прилежно изображал невозмутимое спокойствие. Симона скакала за спиной у Люка и беспрестанно показывала большой палец, поднятый вверх.
— Я влюблен, — торжественно объявил Люк. — И хочу на вас всех жениться!
Ближайшим же рейсом Люк отбыл во Францию — проконсультироваться с адвокатом. Они с Лавинией поженились в Париже, значит, и разводиться должны были по французским законам. Он обещал вернуться как можно скорее и, прощаясь, три раза взбегал по лестнице поцеловать Мэгги. Настроение у всех было приподнятое. Эсмеральда пела на кухне, Золтан предсказывал солнечную погоду, а Симона периодически восклицала:
— Виват, Мэгги-и!
Явившиеся в то утро со своими проблемами клиенты были весьма озадачены царившей в агентстве атмосферой праздника. Мэгги рассеянно улыбалась обманутым женам, проходившим по гостиной Джереми, и тут же забывала их, как только за ними закрывалась дверь. Эсмеральда подала на обед бакальяу. Единственным человеком, не потерявшим голову, остался Золтан.
Люк каждый день звонил из Дордони. Лавиния тоже была там — собирала вещи. К счастью, теперь у Люка была Мэгги — ведь так больно делить вещи, в которых заключена память о целой жизни. Приходилось разбираться, какая книга принадлежала ему, какой компакт-диск — жене. Полотенца с ее инициалами достались ей, а ему — антикварная скоба для очистки обуви, стоявшая у входа в дом. Впрочем, Лавиния не возражала против того, чтобы он оставил себе всю коллекцию классической музыки и содержимое винного погреба.
Адвокат готовил документы. Люк намеревался отдать Лавинии столько денег, сколько она захочет, и еще оставить квартиру в Лондоне. У него возникли проблемы в отношениях с сыном. Хотя мальчик уже вырос и учится в Экс-ан-Провансе,[164] он, конечно же, очень расстроился. Люк не хотел вдаваться в подробности, но, судя по всему, сын принял сторону матери. Люк обещал скоро вернуться, говорил, что скучает по всей компании, и без конца повторял, как любит свою Пандору.
* * *
Наконец Люк сообщил, что прилетает в 13.45 рейсом авиакомпании «Эр Франс» из Парижа. Мэгги стояла у барьера, наблюдая, как из дверей высыпали люди, тащившие чемоданы на колесах. Любящие бабушки и дедушки встречали внуков и их матерей, влюбленные радостно обнимались, бизнесмены молча подходили к своим водителям, которые стояли, выстроившись в ряд, как хористы в опере, и держали таблички с именами.
Каждый раз, когда открывались двери, у Мэгги замирало сердце — желание увидеть Люка было почти невыносимым. Через какое-то время поток прибывших пассажиров иссяк и двери закрылись. Он не прилетел. Естественно, Люк передумал и не прилетел. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мужчины часто говорят женщинам о любви, но в большинстве случаев их слова ничего не значат — уж Мэгги-то много знала об этом. Пообщавшись за предыдущие месяцы с множеством женщин, она могла уже составлять статистические сводки. Она беззвучно расплакалась от горького разочарования — никогда еще ей не было так мучительно больно.
И в этот миг двери распахнулись — появился Люк, театральным жестом распахивая объятия.
— Mon amour! — закричал он что есть силы.
Мэгги в отсутствие Люка тоже не бездельничала. Она решила снять новую квартиру, в каком-нибудь районе, никак не связанном с их прошлой жизнью. Итак, они начнут новую жизнь в Ноттинг-Хилле; а остальные члены «семьи» останутся в «Детективном агентстве Пандоры», где все будет идти по-прежнему.
Мэгги отвезла Люка на такси в их новый дом, обставленный современной итальянской мебелью в минималистском стиле. Ей захотелось чего-нибудь совершенно нового, не напоминавшего ни о буржуазном комфорте Ледбери, ни о хрустальных люстрах в посольстве, ни о банальной обстановке квартиры Джереми. Люк пришел в восторг и с наслаждением растянулся на низкой кровати, покрытой китайским лаком.
— О, Пандора, — проворковал он, — пожалуйста, иди ко мне скорее…
Падая к нему в объятия, Мэгги невольно обратила внимание на то, что у него дырявый носок. Теперь она будет за ним присматривать…
Они занялись любовью, а потом просто лежали рядом. С чувством глубокого удовлетворения Мэгги подумала: правы те, кто связывает с Францией все, что имеет отношение к сексу.
