Лицо Джины выражало изумление. Она медленно переводила взгляд с уставленных книжными полками стен на огромную вазу старинного хрусталя, полную цветущего дельфиниума — ему почему-то отдавали предпочтение в Тэлботе, — а когда вновь посмотрела на элегантную даму, сидящую перед ней, почувствовала облегчение и грусть.
Некоторое время они посидели в тишине, потом мисс Армстронг прервала молчание:
— Учти, девочка, никто не может принудить тебя поехать к нему.
А еще чуть позже разговор плавно перешел на подготовку к выпускному вечеру, до которого осталось всего три недели.
Мириам медленно вела машину вперед. Голова раскалывалась, поэтому разумней всего не заниматься обгонами на трассе. Начался дождь, мягкое шуршание шин по мокрому асфальту и поскрипывание «дворников» по стеклу кое-как скрашивали царившую в салоне тишину. Наконец, звякнув браслетами по рулю, Мириам произнесла:
— Мы не вправе заставлять ее ехать в больницу!
— Я понимаю, Мири, — тихо отозвалась Сесилия. — Я сама к нему поеду.
— Ты? Дорогая, ты что, рехнулась?!
— Он умирает, Мири, — просто, без аффектации сказала Сесилия. — Какой вред он может причинить мне в таком состоянии?
— Но…
— Меня совесть замучает, если я с ним не повидаюсь перед смертью. Моя мачеха Маручча всегда говорила, что человек, отказавшийся прийти к умирающему, приближает свой собственный конец.
— Но он желает видеть Джину, а не тебя.
Сесилия смутилась.
— И меня тоже, я это знаю.
— С чего ты взяла?
— Тина сказала, что Ал все время повторял, будто хочет видеть свою маленькую девочку с «Хартона», а это название того самого корабля, на котором мы впервые с ним встретились. — Она повернула измученное лицо к подруге. — Ты не можешь подвезти меня к больнице и немножко подождать?
— Вот еще глупости! Я тебя не оставлю, пойду вместе с тобой, малышка.
— Спасибо, Мири, — дрожащим от накопившихся слез голосом произнесла Сесилия. — Я знала, что ты так скажешь.
— Но прежде давай где-нибудь перекусим, не то я сейчас умру с голоду.
Когда время подошло к полуночи, мисс Армстронг нарушила ею же заведенное правило: дала Джине снотворное и сидела возле ее кровати до тех пор, пока та не заснула.
Сесилия и Мириам прибыли в больницу тоже в полночь. Тина не солгала, Ал действительно находился при смерти.
В палате было сравнительно тихо, если не считать мерного попискивания реанимационных приборов и тяжелого дыхания умирающего. Сюда его перевели всего час назад, чтобы хоть в мир иной он мог отойти в уединении.
Свет в палате притушили, но в склонившейся у кровати женщине Сесилия тут же узнала Анну, ту самую женщину, на которой Ал должен был жениться восемнадцать лет назад. Да, конечно, прошло именно столько времени, ведь Джине скоро восемнадцать.
Когда Сесилия медленно приблизилась к кровати, Анна, не издав ни звука, исчезла за дверью. В оцепенении Сесилия остановилась перед умирающим и совершенно неожиданно для себя ощутила прилив какого-то светлого чувства. Как верно она поступила, что приехала принять последний вздох человека, вдвоем с которым они вдохнули жизнь в их ребенка. Все эти годы дочкины три ямочки не давали Сесилии покоя, постоянно напоминая, что в Джине не только ее гены, но и бывшего мужа.
Теперь ей вдруг почему-то стало спокойно. Положив руку на лихорадочно горящий лоб Ала, она произнесла:
— Это я, Сесилия.
Глаза его открылись и непонимающе уставились на нее.
— Я Сесилия с «Хартона» — Она перешла на итальянский. — Ты не забыл тот корабль, на котором вернулся с войны? Он назывался «Хартон».
Едва заметное движение головы означало кивок.
Теперь, когда с лица Ала исчезло выражение ненависти и постоянной озлобленности, оно снова стало изысканным и утонченным, подумала Сесилия.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как в палату вошел медбрат и засуетился в ногах кровати.
— Простите, но нам надо продуть легкие.
— О да, конечно, конечно, — опомнилась Сесилия.
— И, если вы не возражаете, нам не стоит утомлять больного. — Он выразительно посмотрел на дверь. — Сейчас одного посетителя вполне достаточно, верно? Скоро сюда придет его сестра. — Раскладывая шприцы на подносе, он вздохнул. — А вы можете посетить больного завтра утром.
Завтрашнее утро для Ала уже не наступило.
Ал Риццоли скончался, его больше не касались земные тревоги.
Что же до Сесилии, то в последние часы ей удалось примириться с человеком, отравившим ее душу своей ненавистью, и лишь теперь она поняла, какой сильной была все это время ее собственная ненависть.
Как это ни странно, но уход из жизни человека, которого Сесилия не видела почти пятнадцать лет, стал ее искуплением, освобождением и от неправедного замужества, и от чувства греха перед церковью. Ведь по церковным канонам она все эти годы оставалась его женой, хоть и считала мужем совсем другого.
Да что там лукавить, и юридически вплоть до момента смерти Ала они были мужем и женой. Ал скончался, не оставив завещания, а из этого следовало, что его пенсия должна была теперь перейти Сесилии.
— У тебя на это все права, — разъясняла ей Мириам.
— Знаю, Мири, но мне это все не нравится.
— Только потому, что не все законное обязательно морально, — заметила Мириам, выжидая момент, чтобы сказать подруге, что Джина наотрез отказалась принять причитающуюся ей часть.
«Это грязные деньги, — заявила ей девушка чуть раньше, — настолько грязные, что их нельзя даже отдать на благотворительность. Пусть все забирает эта жирная свинья, его сестрица. Только сама поговори об этом с мамой».
Мириам решила, что сейчас самое время довести до сведения Сесилии волю ее дочери.
— Кстати, Джина хочет, чтобы вы обе отдали свою долю Тине.
— У девочки слишком щедрое сердце, она совсем не думает о будущем, — едко парировала Сесилия. — Надеюсь, ты не поощряешь ее в отказе от денег?
Не удостоив подругу ответом, Мириам продолжила:
— Ты же не ожидала от него никакого наследства, правда? Значит, особой потери и не почувствуешь.
Днем Сесилии нужно было побывать у Констанс Кортни, чтобы обшить гипюром рукава нового платья от Ива Сен-Лорана, а заодно посоветоваться, как быть. В конце концов именно миссис Кортни финансировала обучение Джины в Тэлботе.
Миссис Кортни обладала великим даром выслушивать собеседника и к проблемам Сесилии отнеслась с пониманием.
Не тратя лишних слов, она спросила: