Вечером Наташка преподнесла родителям тот дневник, в котором замечания не было. Отец, как всегда, придирчиво просмотрел страничку, не нашел ничего предосудительного и, кивнув, вернул дочери. Назавтра она принесла дневник с подписанным родителями замечанием учительнице. Та тоже ничего не заметила, к тому же гнев ее на Наташку уже прошел.
Свой секрет Наташка не выдала никому, даже соседу по парте, который долго допытывался, как ей удалось справиться с ситуацией. Поддельный дневник она не выбросила, а надежно спрятала и с этого дня стала вести двойную жизнь. Если вдруг ей выставляли не слишком хорошую оценку, Наташка не показывала ее родителям, демонстрируя им дубликат дневника. Она научилась мастерски варьировать оба дневника, выбирая, когда какой из них выгодней предъявлять. Кроме того, теперь она, не стесняясь, вырывала страницы в тетрадях и исправляла оценки за учительницу. Она уже твердо знала, что не попадется: отличить ее почерк от учительского было практически невозможно.
Да и не только от учительского. Сидя на уроках, Наташка забавлялась тем, что без труда мгновенно копировала почерк любого из своих одноклассников.
Через год об этом знало несколько человек в классе. Они пользовались Наташкиными услугами: та расписывалась у них в дневниках и тетрадях за родителей, переписывала вырванные страницы. Взамен она обрела друзей, которых у нее никогда раньше не водилось по причине замкнутого характера. Друзья были немы как могила и хранили Наташкину тайну свято.
Потом детство незаметно кончилось, пропал страх перед родителями, а с ним и необходимость вести фальшивый дневник. Наташка училась в медицинском училище и почти позабыла о своих странных способностях. Старых друзей она постепенно растеряла, новых не приобрела — и снова осталась одна.
На практику ее распределили в недавно открывшуюся больницу. Работа Наташке нравилась, помогали выработанные с детства такие качества, как аккуратность и пунктуальность. После окончания училища ее с удовольствием взяли в отделение на должность медсестры. Наташка в больнице дневала и ночевала. Что еще ей было делать? Ее ровесницы вовсю бегали на свидания, крутили бешеные романы, целовались во дворике у ограды. У Натальи так не получалось. Не то, чтобы она была неинтересной внешне, напротив, ее многие считали привлекательной, даже красивой: правильные, строгие черты лица, хорошие, густые волосы, стройная фигура, высокий рост. Но не было в ней какого-то огня, уверенности в своей красоте, живости, свойственной ее возрасту. Замкнутая, угловатая, как неоформившийся подросток, Наталья своей прямолинейностью отпугивала всех потенциальных кавалеров, которые начинали было оказывать ей знаки внимания. Ко всему прочему, существовала еще одна, довольно значительная проблема — нехватка денег. У других девчонок были родственники, богатые ухажеры, а у Натальи — никого, кто мог бы ей помочь. Отец уже пару лет сильно болел, был на инвалидности и не работал, мать тянула как могла, обеспечивая пенсионный стаж, зарплаты медсестры отчаянно не хватало на модные тряпки, косметику, посещение парикмахерской.
Наталья брала сверхурочные, бегала по квартирам, делая уколы, но все равно это были копейки, к тому же добытые тяжелым трудом.
Как-то одна из ее клиенток, которой она делала уколы на дому, пожилая, толстая тетка, любящая на досуге приложиться к бутылке, посетовала на то, что врач не выписывает ей какого-то нужного лекарства, якобы оно является наркотиком и без особой надобности не выдается. Наталья набирала в шприц жидкость из ампулы, слушала теткины жалобы и неожиданно спросила:
— А если бы я смогла вам достать рецепт?
— Милая моя, — толстуха всплеснула пухлыми, багровыми руками. — Золотко? Уж я бы не поскупилась, отблагодарила вас. Да разве вы сумеете?
— Завтра я принесу вам рецепт, — твердо пообещала Наталья и, чуть поразмыслив, прибавила: — Это обойдется вам в «полтинник».
По тем, дореформенным временам, это были бешеные деньги. Наталья была уверена, что тетка откажется. Но та согласно закивала головой.
Наутро Наталья тайком взяла со стола у врачей рецептурный бланк, аккуратно вывела на нем название лекарства, подписалась за заведующего отделением и, улучив момент, когда в ординаторской было пусто, тиснула на бланк его личную печать. Вечером она принесла рецепт заказчице, а назавтра та, позвонив, сообщила, что все в порядке, лекарство куплено и обещанная сумма ждет Наталью в любое время.
Это было как начало сказки. Толстая тетка вскоре отыскала для Натальи еще нескольких заказчиков, которым нужны были лекарства, отпускаемые строго по рецептам, — психотропные средства, наркотики, препараты, содержащие в большом количестве спирт. Наталья удовлетворяла все запросы, лихо используя больничные бланки, подделывая подписи заведующего и пользуясь печатью. Финансовое положение резко выправилось, кроме того, появилась цель в жизни. Наталья приосанилась, почувствовала уверенность в себе, в глазах возник притягательный блеск.
Она заполняла очередной оснащенный печатью бланк, когда в сестринскую неожиданно заглянул Максимов, уже тогда бывший заведующим первого терапевтического. Наталья резко выпрямилась, машинально прикрыв рукой бумажку. Максимов не спеша подошел, бесцеремонно отодвинул ее руку, взял бланк, долго разглядывал.
Затем усмехнулся и сунул недописанный рецепт в карман халата.
— За такое, милая девушка, можно и под суд пойти. — Он весело улыбнулся, но у Натальи от его улыбки по спине пробежал холодок. — То-то мне стало казаться, будто кто-то тайно пользуется моей печатью. — Он уселся рядом, по-хозяйски обнял Наталью за плечи и спросил: — Ну-с, что будем с тобой делать?
— Н-не знаю, — пролепетала та, съеживаясь.
— Работа мастерская, — с уважением произнес Максимов, доставая из кармана рецепт и снова пристально рассматривая его. — Можно было бы, конечно, стукнуть на тебя куда надо, но, ей-богу, жалко потерять такое уникальное создание, никак не использовав его способности. — Он окинул Наталью задумчивым, рассеянным взглядом, и вновь она почувствовала, как ее бросает в дрожь.
Однако дрожь эта не была неприятной, скорее наоборот, от его взгляда ей становилось одновременно и страшно, и сладко.
Максимов взял прядь ее длинных, распущенных по плечам волос, медленно пропустил ее между пальцами и сказал:
— Я подумаю, как нам применить твои способности с максимальной отдачей. А с рецептами заканчивай, ясно? — Он пристально взглянул на нее и, не дожидаясь ответа, вышел.
С трудом опомнившаяся Наталья подчинилась его приказу не писать больше фальшивки и стала ждать, что же будет дальше.
Ждать пришлось довольно долго. Прошел месяц с небольшим, до тех пор, пока Максимов снова не заговорил с Натальей. К этому времени она уже давно поняла, что влюбилась по уши в заведующего и пойдет ради него на все.
Тот вечер показался ей самым счастливым во всей ее жизни. Они поехали в небольшое кафе, расположенное поблизости от больницы. Играла тихая, приятная музыка, бесшумно порхали официанты, зажигая на столиках розовые свечи. Их пламя отражалось в пузатых фужерах с шампанским.
Он был с ней предельно откровенен. Сказал, что в отделение поступил больной одинокий старик в предынсультном состоянии, что его родственники хотели бы, чтобы из больницы он уже не вышел. Что в случае помощи они обещают сумму, в десять раз превышающую ту, которую Наталья получала за поддельные рецепты. А сделать нужно совсем чуть-чуть: подправить в истории болезни старика всего две цифры, незадолго до того, как дежурная медсестра будет делать ему укол.
Наталья не колебалась ни секунды. Она была согласна сделать все что угодно, лишь бы Максимов был ею доволен и позвал с собой. Квартиры для свиданий у него тогда еще не было, и они из кафе поехали к одному из его друзей, на время отъездов предоставлявшему свою жилплощадь для любовных утех.
Ночь, проведенная с Максимовым, не разочаровала Наталью, а, напротив, убедила в том, что она встретила мужчину своей жизни. Все ее чувства, дремавшие до сих пор, вся скопившаяся в душе нерастраченная нежность, все было отдано ему, тому, кто сумел заметить в ней что-то ценное, отличающее ее от других, и ей было совершенно все равно, что ее способности послужат преступным замыслам.
