Я краснею от его похвалы.
Потому что в этом я ему верю.
ГЛАВА 24
Хадсон
За всю свою взрослую жизнь я не летал коммерческими рейсами и никогда эконом-классом. Но эта поездка возникла в последнюю минуту, и нужно было сохранить ее в тайне от моей семьи. И вот я здесь, зажатый на среднем сиденье без подлокотника, а холодный воздух дует мне прямо в лоб. Более пяти долбанных часов.
Как только приземляемся, я снимаю телефон с режима полета, и он звонит у меня в руке. Нажимаю «Принять» и тут же жалею об этом. У меня нет настроения разбираться с дерьмом Хейса.
— Ты где, блядь, шляешься? — кричит он мне в ухо.
Судя по выражению ужаса на лице пожилой женщины слева от меня и легкой усмешке мужчины справа, я не единственный, кто это услышал.
— Секретарша сказала, что ты взял отпуск по личному делу? — Эту последнюю фразу он произносит так же, как и такие слова, как «поделиться», «смирение» и «второе место». — Клянусь Богом, если услышу от тебя слова «уход за собой», я набью тебе морду.
— Сейчас не самое подходящее время. — Я ерзаю, как могу, в тесном пространстве, пока мы подруливаем к выходу на посадку. Серьезно, эти самолеты предназначены для детей? Или просто для людей с маленькими задницами и короткими ногами.
— О, прости. Мой звонок помешал тебе отпаривать мошонку и отбеливать задницу? Какого хрена, Хадсон?!
Женщина слева от меня крестится.
— Дамы и господа, добро пожаловать в Нью-Йорк. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, пока капитан не выключит знак «Пристегните ремни».
Сжимаю челюсть. Не может быть, чтобы Хейс этого не слышал.
— Твою мать… — выдыхает он. — Ты летал коммерческим рейсом?
Я щиплю переносицу.
— Сначала я был зол. Теперь я волнуюсь. Ты умираешь?
— Нет, конечно, нет, идиот. Но послушай, мне нужно поговорить с тобой кое о чем важном. — Сейчас почти пять часов вечера, и я никак не смогу собрать Августа и моих братьев. — Мы можем встретиться утром? Мне нужно, чтобы Алекс тоже был там.
— Прекрати нести чушь. — В его голосе слышится легкий намек на беспокойство. — У тебя проблемы?
— Нет.
— Ты привез домой невесту по переписке?
Я вздыхаю.
— О, Господи, ты что, поехал за границу и продал почку?
— Это очень важно, не мог бы ты перестать выеб… валять дурака. — Я извиняюсь перед старушкой.
— Я не дурака валяю. Меня тошнит от твоих благодеяний. Не удивлюсь, если ты продашь свой собственный член. — Он фыркает. — Я имею в виду, не похоже, что ты им часто пользуешься…
— Встреча. Организуй ее.
Самолет останавливается, и все встают в унисон, чтобы выйти.
— Во сколько? Я попрошу кого-нибудь подготовить конференц-зал.
— Нет, встретимся в офисе Августа. — Я беру свою сумку. Мышцы спины стонут в знак протеста, когда я наконец выпрямляюсь в проходе. — Ровно в восемь.
Когда выхожу из самолета, в трубке тишина, и я думаю, не прервался ли звонок, пока наконец не слышу Хейса.
— Ты точно в порядке, брат?
Беспокойство в его голосе разрушает лед, который образовался вокруг моего сердца, когда речь заходила о моей семье. За последние двадцать четыре часа холодная ненависть не давала мне спать всю ночь, ставя под сомнение мою преданность и принимая решения для моего будущего.
— Честно? Нет. Не в порядке.
— Хадсон…
— Увидимся завтра.
Я нажимаю «Отбой», прежде чем он успевает возразить.
Набираю номер Лиллиан. Она отвечает на втором звонке.
— Лиллиан, привет. — Я выдыхаю с облегчением. — Я так рад, что ты ответила. — Я пытался позвонить ей пару раз за время своего отсутствия, но все мои звонки попадали на голосовую почту. — Как ты?
— Хорошо. Как прошла поездка? — Ее голос немного натянутый, сдержанный.
— Очень хорошо. — И ужасно. — Ты свободна сегодня на ужин? Есть кое-что, о чем я хотел бы с тобой поговорить.
— О, эм… Я ухожу с работы через час.
— Мы с Кариной выберем… — Я глубоко вдыхаю. — То есть, ничего, если мы с Кариной тебя заберем?
— Конечно. — Я слышу улыбку в ее голосе?
— Отлично, скоро увидимся. О, и Лиллиан?
— Хм?
— Я скучал по тебе.
Лиллиан
Я планировала ждать Хадсона у входа в «Би Инспайед Дизайн» в шесть часов, но, в своей типичной манере, занялась исследованием странного использования таксидермии в дизайне интерьера и попала в дыру, которая привела меня к книжным обложкам из человеческой кожи. Одна книга шестнадцатого века, написанная врачом о девственности и женской репродуктивной системе, была переплетена в женскую кожу.
Увлеченная этой темой, которая имеет все признаки фильма ужасов и совершенно омерзительна, я вскакиваю, когда слышу свое имя.
Хадсон идет ко мне, одетый в джинсы и хенли. Хотя я не давала своему телу разрешения реагировать, оно действует инстинктивно. Я отталкиваюсь от компьютера и прыгаю в его объятия. Мужчина ловит меня на лету, крепко обхватывает меня руками и зарывается лицом в мои волосы.
— Черт, я так скучал по тебе, — бормочет он и целует меня в висок.
Я цепляюсь за него. Мое сердце застряло у меня в горле.
Хадсон опускает меня на ноги, затем берет мое лицо в ладони и изучает его, как будто ищет травму или любой намек на дискомфорт.
— Ты выглядишь прекрасно. Чувствуешь себя хорошо?
Наклонившись к его прикосновению, я улыбаюсь.
— Я чувствую себя прекрасно.
Мне было интересно, как я отреагирую на то, что снова увижу его. Стану ли снова сомневаться в нем? Сомневаться в том, что есть между нами? Или его действия, в сочетании с заверениями Кингстона, уничтожат всякое недоверие?
— Как прошла твоя поездка? — И правда ли, что ты любишь меня?
Свет в его глазах тускнеет.
— Познавательно.
— О?
Он прижимает меня к себе.
— Я расскажу тебе обо всем, но сначала нам нужно поговорить.
— Звучит зловеще.
— Тебе нужно взять свои вещи? — Он отпускает меня и берет за руку.
Я беру свою сумочку и наполовину наполненный большой стакан с кофе, о котором забыла еще в полдень.
— Если это не навязчивый парень, — говорит Кингстон, входя в комнату с ухмыляющейся Габриэллой. — Мы видели Карину на улице. Ты и ее втянул в свое преследование, да?
Габриэлла фыркает.
— О, ничего себе. Серьезно? — Она упирает руки в бедра и смотрит на Кингстона. — И ты называешь Хадсона сталкером?
Кингстон притворяется обиженным.
— Я… ты… ладно, это не одно и то же…
— Просто прекрати. — Она заставляет его замолчать, проведя ладонью по лицу. — Ты сам такой же.
Он с рычанием хватает ее руку и кусает ее ладонь, прежде чем притянуть девушку в свои объятия. Она хихикает, пока он целует все ее лицо.
Моя грудь болит от ревности. Каково это, когда тебя так любят? Словно почувствовав мой вопрос, Хадсон сжимает мою руку.
— Мы оставим вас наедине, — игриво говорит Хадсон.
Я желаю паре спокойной ночи, пока Хадсон тащит меня за дверь и в ожидающую машину.
Он не оставляет между нами никакого пространства, обнимая меня за плечи и крепко прижимаясь своим бедром к моему. Расспрашивает меня о работе, и я теряю счет времени, рассказывая ему истории, в том числе об обнаружении книг в переплетах из человеческой кожи. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть об этом. Хадсон удерживает мой взгляд, кивает, задает вопросы и смеется вместе со мной. Если ему неинтересно то, о чем я говорю, то он невероятный актер. Потерявшись в разговоре, не замечаю, что мы подъехали к зданию Хадсона, пока Карина не ставит машину на парковку.
Он поощряет меня продолжать, пока мы идем к лифту, и как только оказываемся внутри его квартиры, у меня, наконец, заканчивается запас слов.
— Я не могу придумать лучшей работы для тебя, — говорит он, вытаскивая пробку из бутылки вина. — Ты практически светишься, когда говоришь об этом.
Правда? Вспышка смущения овладевает мной, и я потираю щеки, пытаясь унять жжение.
