себя. И никому не было до этого никакого дела, а если и приходил Штейн, то только для того, чтобы приказать мне привести себя в порядок. Иногда ночами я думал, что умру, а иногда мне этого хотелось.
Я мог покончить с собой. Просто выпить слишком много. Закончить то, что всегда начинал Штейн. Но вспоминал о ней и… не мог. Не смел.
Я жалок. Кария не любит меня. Она пьяна. А до этого была моей пленницей. Может, она сделала вид, что ревнует к Мод, но на самом деле, думаю, было бы намного проще флиртовать и прикасаться к ней, чем и дальше потрошить себя перед Карией. Что я делаю, раздавая эти частички? Если я оставлю ее в живых, она будет насмехаться надо мной с Воном. С Космо. С мужчинами, которым отдавала себя и отдаст снова. И я…
Закрываю ей глаза ладонью.
Я не могу смотреть на нее.
Не так.
Не тогда, когда я так беззащитен. Больше, чем она.
Кария замирает.
Она даже не дышит.
Я слегка отодвигаюсь, так что теперь вижу ее ноги. Сейчас, когда Кария снова вспомнила, что на самом деле совсем меня не знает, они напряжены.
Уставившись на ее нежную плоть, на свою руку у нее под платьем, я понимаю, что не должен был ничего ей говорить. Как ей удалось заставить меня столько выболтать? От раскаяния у меня сохнет во рту, болит горло, и я только сейчас осознаю важную вещь. Что сейчас произнес больше слов, чем за всю мою жизнь… вообще, когда-либо. Откуда-то из далеких воспоминаний до меня эхом доносятся отголоски нашего с матерью смеха, но я не могу их удержать.
«Такой, как я никому не нужен. Никому».
— Саллен? — шепчет Кария, и я ненавижу то, что радуюсь тому, что она ни разу не назвала меня Салли, и ненавижу, что наверняка бы обрадовался, назови она меня так.
В мире одиночества компанию мне составляли не существа в банках. А ее солнце.
Но я — ночь.
Мы никогда не сможем сосуществовать одновременно. Я уничтожу всю ее доброту.
— Не останавливайся, — стонет она, у нее такие идеальные бледно-розовые губы, что мне хочется за них укусить.
Отвлекая мое внимание от своего рта, Кария медленно сгибает колени и ставит босые ступни на простыни. Я замечаю ее пальцы, стройные и красивые, окрашенные в пастельно-розовый оттенок. Она осторожно разводит свои дрожащие колени, платье тут же задирается, открывая черные трусики и мой палец под полоской ткани.
Я вдыхаю ее запах, чистый и земной, этого аромата достаточно, чтобы мое тело затрепетало от желания.
— Хотя бы посмотри на меня, — шепчет она. — Я хочу быть первой девушкой, которую ты по-настоящему увидишь.
У меня вздымается грудь, и я не убираю руку с ее глаз, но ничего не могу с собой поделать.
Я сжимаю ткань ее нижнего белья и сдвигаю его в сторону, обнажив короткие светлые волосы, ее изгиб, складку у нее между бедер. У меня в голове бешено стучит пульс, Кария так широко раздвигает колени, что, думаю, ей наверняка больно. Она разводит их до предела, и от этого ее половые губы приоткрываются, я вижу нежную розово-красную плоть и не могу дышать.
Я хочу… почувствовать ее. Я украду воспоминания о ее плоти на кончиках своих пальцев и, прежде чем меня затянет обратно, возможно, ее отпущу.
Но, возможно, и нет.
— Прикоснись ко мне, Саллен.
Кария выгибает спину, несмотря на то, что я к ней не притрагиваюсь, не считая моей ладони, прикрывающей ее прекрасные глаза.
Мое сердце учащенно бьется. Извиваясь подо мной, Кария кажется такой нетерпеливой. Она готова отдаться мне, но я знаю эту уловку. Штейн столько раз уже меня обманывал. Здесь все кажется нереальным. Если бы Кария сдуру не напилась, она бы мне себя вот так не предложила.
— Если ты не перестанешь… это со мной вытворять, я тебя убью, — шепчу я, и нисколько не шучу. Сделай я это, все было бы намного проще. — Мне не нравится, когда ты вот так надо мной прикалываешься, Кария.
— Саллен.
У нее раздуваются ноздри. Кария так глубоко дышит, что это слышно.
— Это не шутка. Я не дразню тебя, а предлагаю. Я такая влажная. Прикоснись ко мне и сам увидишь.
— Я могу… причинить тебе боль. Я не знаю, как это делать, — у меня надламывается голос, слова с трудом вырываются наружу.
— Мне понравится, если ты причинишь мне боль.
— Перестань так говорить.
— Сделай все, о чем ты мечтал.
— Ты этого не хочешь.
Я к ней не прикасаюсь, и тогда Кария тянет руку и раздвигает себя пальцами, раскрывая мне гораздо больше своей блестящей и набухшей розовой плоти, такой прекрасной, нежной, и ее запах сводит меня с ума.
— Прикоснись ко мне, — с этими словами она за меня отодвигает ткань своих трусиков тыльной стороной ладони. — Пожалуйста, Саллен. Космо меня трогал. И Вон тоже. Они засовывали свои…
Я провожу пальцем по ее промежности, у меня перехватывает дыхание от того, какая она влажная. Такая мягкая, нежная и сочащаяся влагой. Я в самом деле мог бы разорвать ее на части.
— Не говори о них, когда ты со мной, — предупреждаю ее я, проводя указательным пальцем по ее клитору.
Он набухший, и, когда я прикасаюсь к нему, Кария извивается.
— Почему? — выдыхает она, когда я пытаюсь не зацикливаться на отсутствующем ногте у меня на указательном пальце. Мои безобразные части тела заражают все ангельское в ней.
Несмотря на мое вожделение, у меня по коже бегут мурашки.
Я хочу укусить ее.
Хочу вонзить в нее свои заостренные клыки, заставить ее истекать кровью.
Кария сильнее выгибает спину, двигает бедрами вокруг моего пальца. Если бы только она знала, что на самом деле к ней прикасается. Если бы только могла видеть, какой я отвратительный.
— Тебе не нравится думать о том, как в меня проникают другие мужчины?
