Это сработало. Узнала и (внезапно!) даже себе понравилась. Думаю, у меня больше нет необходимости его вести. Впереди год, полный перемен, новых знакомств, веселья и любви. Не до дневника.
Летний дождь барабанил по мостовой, омывал дома и запыленные тополя. А мы шли куда глаза глядят. Держась за руки и на ходу целуясь.
Вместо эпилога
*детский рисунок, на котором изображена семья*
(подписано цветными карандашами)МАМА, ПАПА, КИРИЛЛ24 июля 20…8
Не верю, что держу в руках этот блокнот. Готовясь к переезду, Кирюша добрался до коробки со старыми вещами, которые никто не трогал со времен учебы в университете.
На обложке: «Мемуары выдающейся выскочки и злюки Даши Севастьяновой…»
О да! Узнаю себя! Это было в моем репертуаре.
Странно перечитывать записи и смеяться сквозь выступившие слезы. Вспомнить, что когда-то мы с мамой не ладили. Или же молчали с подругами о самом сокровенном. Хорошо, что теперь все не так.
Про Виту ничего не знаю. После школы отчим отправил ее в какой-то закрытый пансион за границей. С тех пор про рыжую никто из моих одноклассников ничего не слыхал.
Одновременно грустно и забавно читать про отношения с Филом. У него уже есть счастливая семья, двое замечательных детей… В отличие от подруг, с ним мы видимся редко, но всегда рады друг другу. В субботу встретимся на юбилее Марии Архиповны. Забегу ненадолго до отъезда… Еще нужно успеть попрощаться с мамой и отчимом.
Спустя столько времени непривычно делать запись в дневнике. А ведь это даже символично, что он попал мне в руки перед новым жизненным этапом – переездом в Москву, где мужу предстоит возглавить сеть частных медицинских центров. Мой день рождения отметим в столице.
Упаковывать вещи утомительно, но весело. С таким-то помощником, который с визгом наворачивает круги по квартире. Маленькая копия отца, ураган с такими же глазами цвета миндаля.
– Кирилл! – строго говорю я, когда вижу, как мини-копия лезет в очередную собранную коробку.
– Кирилл Робертович! – важно поправляет меня сын.
Я смеюсь и подхватываю его на руки. Щекочу и много раз целую. Иногда мы с Робертом серьезно опасаемся за наше душевное состояние. Уложив Кирилла спать, еще долго стоим над кроваткой и молча смотрим на спящего сына. Наш каждодневный ритуал.
– Это вообще нормально – так любить своего ребенка? – озадаченно спрашивает Роб. – Иногда я боюсь, что его съем…
– Нормально, – киваю я. – Тоже боюсь.
– Сколько лет подряд мы будем любоваться им перед сном?
– Пока он не приведет в дом девушку и за шкирку не выставит нас из своей комнаты, – смеюсь я.
– Что? Даша, нет! – улыбается муж, целуя меня в макушку.
Мы гасим светильник и тихо выходим из детской…
А что теперь писать в дневник? Я люблю свою жизнь. И если спросят, какой я вижу себя спустя еще десять лет… Надеюсь, такой же счастливой.
Все из-за тебя
А в любви никто никому ничего не должен. Главный и неоспоримый закон любви – ее добровольность: я стою здесь, под твоими окнами, не потому, что ты мне приказала, а потому, что не могу иначе.
Наталья ДолининаПлей-лист
Клуб любителей музыки – Дура
Phil Collins – Another Day In Paradise
Phil Collins – In the Air Tonight
Stolen Loops – Проснись, это любовь
Crystalline – The Midnight
Zivert – Три дня любви
Thought Beings – Hazy
Антон Токарев – Седьмой лепесток
Fun. Feat. Janelle Monáe – We Are Young
Gruppa Skryptonite – Скучаю
DMX – I Can Feel It
Свидание – Весна предала
Свидание – Красива
Pompeya – 90
Пролог
Двумя годами ранее
Местом для поцелуев выбрали старый сарай. Когда-то дедушка хранил в нем инструменты: грабли, лопаты, проржавевшие старые лейки. С тех пор как его не стало, бабушка почти не заглядывала сюда. Участок возле дома каждое лето прорастал травой, над ней кружили шмели и бабочки. Бабуля лишь протаптывала дорожку к калитке, по которой ходила в магазин или на почту. И хотя мой папа купил газонокосилку, сад оставался неухоженным. У отца не было времени, у бабушки – сил. А может, не только сил, но и желания. Без дедушки она словно потухла. Ей стал безразличен дом и некогда красивый сад с фруктовыми деревьями, кустами смородины и малины.
Бабушкин дом, огороженный деревянным забором, сиротливо стоял в конце улицы. Уже несколько лет дачный поселок активно застраивался. Старые покосившиеся избушки сносили, на их месте появлялись новые крепкие дома. Некоторые из них были похожи на настоящие замки с высоченными воротами.
Среди крутых коттеджей бабушкин дом казался чужеродным. Несколько раз ей предлагали выкупить и дом, и землю, ведь дачный поселок теперь считался элитным, но бабушка всякий раз отказывала. Они с дедушкой прожили здесь полвека, и бабушка ни в какую не хотела прощаться с домом, в котором прошли их счастливые совместные годы.
Рядом с бабушкиным домом находилась дача Гарбичей. Сколько себя помню, они отдыхали здесь каждое лето. Их величественный по сравнению с бабушкиным домом особняк стоял на границе дремучего леса. Здесь всегда была умиротворяющая тишина и отдыхалось куда лучше, чем в начале поселка, где день и ночь гремели поезда. Да, наша улица была лакомым кусочком: тихо, до грибов-ягод рукой подать – райский уголок, спрятанный за соснами.
Не знаю, чем занимался глава семейства Гарбичей, очень привлекательный, высокий, загорелый и седовласый мужчина, но ездил он на крутых автомобилях. Казалось, Гарбич меняет тачки каждое лето. Наверное, в городе у него было много работы, потому как он появлялся в поселке редко и ближе к ночи. А вот его жена, холеная белокурая тетечка, летом сутками торчала на даче. Каждое утро она ходила на пляж и читала там книги в мягких ярких обложках.
С соседями бабушки я не знакомилась и даже здоровалась с ними через раз. В детстве, когда приезжала на дачу чаще, видела их единственного сынка – белобрысого мальчишку, который казался младше меня на целую вечность, поэтому никогда не вызывал особого интереса. Изредка замечала, как он пялится на меня, но сама его и взглядом не удостаивала. Не хватало мне тогда в приятелях иметь всяких сопляков. К тому же его белокурая маман явно была настроена ко мне враждебно. Так и представляла себе, как она во время завтрака твердит своему сыночку: «Не гуляй с этой девочкой, она научит тебя плохому». А впечатление в детстве я производила именно такое: лет до тринадцати, не по своей прихоти, коротко стриглась, лазила по деревьям и таскала у отца сигареты (последнее уже по собственному желанию). Сосед же был примерным мальчиком-зайчиком: щеголял в светлых футболочках и голубеньких джинсиках, а кеды его своей белизной могли ослепить. Меня такие ребята никогда не привлекали.
Но один раз мы все-таки заговорили. В то лето мне уже исполнилось семнадцать, и как-то мы с соседским парнишкой пересеклись на пляже. Я