Нужно больше слушать людей, и перестать красть еду с их тарелок, когда они не смотрят. Тогда можно избежать нелепых разговоров, подобных этому.
— Знаешь, что я думаю? — Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось. — Может, ты и остановил Антонию, потому что она нарушила какие-то правила дорожного движения, но как только ты поговорил с ней, то захотел большего. Давай будем честными, Марко, тебе нравятся горячие и дерзкие. Ты захотел узнать, сможешь ли вывести ее на эмоции, поэтому выписал три штрафа. Но ты облажался. Вместо того, чтобы получить ее номер и свидание на пятницу, ты на нее запал. Я права?
Вот почему мы перестали регулярно общаться еще до того, как она нашла себе мужа. У Сорайи нет гребаного фильтра, она вечно сует свой нос в чужие дела.
— Ты не в своем уме, — усмехаюсь я, запихивая в рот еще один маринованный огурец. — Она проскочила прямо на красный свет. Горячая или нет, я бы остановил любого, кто так поступил.
— Ага! Значит, ты признаешь, что она горячая!
— Ну, не отрицаю, — отвечаю я, хрустя огурцом. — И вообще, нахрена тебе стажер?
— Ида взяла себе более легкую работу, так что теперь, когда у меня появилось больше обязанностей, Антониа будет фильтровать материал.
Я размышляю над этим, пытаясь представить красотку на «Харлее» за экраном компьютера с девяти до пяти.
— Она не похожа на человека, который подходит для офисной работы, — комментирую я.
— Ты знаешь ее пять минут.
Это правда, но я хорошо разбираюсь в людях, и запирать эту женщину в кабинке на восемь часов в день равносильно попыткам крестить кошку.
— Черт, — ругается Сорайя, бросая взгляд на свой телефон. — Мне пора. Грэм занят в офисе, и мне нужно забрать Хлою из школы.
Она лезет в сумку за бумажником, и я протягиваю руку через стол, хватая Сорайю за запястье.
— Прекрати, — предупреждаю я. — Я оплачу счет.
Мы некоторое время препираемся, и она предлагает оставить чаевые. Когда я, наконец, убеждаю ее спрятать свои гребаные деньги, она перекидывает сумочку через плечо и бросает мне дерзкую ухмылку, советуя быть вежливым с ее новым стажером, когда в следующий раз зайду обсудить планирование вечеринки.
Едва подруга выходит из кафе, как на мой телефон приходит смс.
Сорайя: Отправь ей съедобную фруктовую композицию. Я слышала, она их фанатка. О, и не забудь придумать, как заманить Тига и Делию на мероприятие.
Спорить с Сорайей бесполезно, поэтому я не утруждаю себя ответом. Вместо этого заказываю себе еще один бутерброд с копченой говядиной на вынос, оплачиваю счет и выволакиваю свою задницу за дверь. Прежде чем отправиться обратно в Бруклин, делаю пит-стоп там, где оштрафовал Антонию. Решаю, что, если найду ее водительское удостоверение на улице, то это будет знаком подружиться с пылким стажером. Если документов там нет, что ж, тогда, наверное, выброшу девушку из головы, как и всех остальных.
Хороший план.
Надежный.
Тогда почему я ему не следую?
Глава 4
Антониа
Тихо ступаю по клубу и кладу шлем на деревянную стойку бара. Взгляд падает на мужчину, стоящего за ней, и из горла вырывается стон. Как можно сделать ужасный день еще хуже? Встретить парня, которого, по моему мнению, я когда-то любила.
Серхио, более известный в наших краях как Хаунд (прим. перев.: бабник), отворачивается от полностью заставленных алкоголем полок и встречается со мной взглядом. Приподняв проколотую бровь, он буквально впитывает меня в себя. Было время, когда его взор возбуждал и заставлял чувствовать себя желанной. Потом я поняла, что не особенная, что он одинаково смотрел на всех с сиськами и вагиной — отсюда и его прозвище.
— Так, так, так. Неужели сама принцесса пожаловала, — игриво поддразнивает Хаунд.
Уголки моих губ приподнимаются. Жаль, что он такой придурок, потому что в постели он просто рок-звезда, и на него приятно смотреть. Он намного более суровый, чем красавчик-коп, и его взгляд далеко не такой пьянящий. Господи.
Я только что призналась себе, что нахожу взгляд полицейского пьянящим?
Что, черт возьми, со мной не так?
Качая головой, отвлекаюсь от бывшего соседа по кровати и захожу за барную стойку.
— Отвали, Хаунд, я не в настроении, — ухмыляюсь, хватая бутылку текилы с полки.
— Эй, я еще не записал ее в журнал, — предупреждает он, пытаясь вырвать текилу у меня из рук.
Игнорируя его, я откручиваю крышку. Не теряю времени даром и, потянувшись за рюмкой, подношу бутылку к губам, делая большой глоток. Жжение распространяется по горлу и согревает грудь. Еще пара рюмок и, может, мне удастся забыть о сегодняшнем дне.
— Вау, — говорит Хаунд. — Возможно, стоит быть аккуратнее с этим, принцесса. Текила — жесткая хрень. Но ты ведь любишь пожестче?
Вот идиот.
Убрав бутылку ото рта, вытираю губы тыльной стороной ладони и закатываю глаза.
— Знаешь, что я ненавижу больше всего на свете? Когда кто-то называет меня принцессой.
— Все здесь зовут тебя принцессой с тех пор, как ты появилась в утробе матери, — отвечает Хаунд. — Теперь это внезапно стало проблемой?
Нет, это является проблемой на протяжении многих лет, но никто не хочет этого признавать. Все говорят, что я избалована, и называют меня сучкой. Для всех, у кого есть нашивка мотоклуба, я неблагодарная заноза в заднице, которую они вынуждены защищать. Принцесса Танка ДеЛука.
Неприкасаемая.
Неебабельная.
В которую нельзя влюбляться.
К Хаунду относилось только первое и третье. У него не было загвоздок с тем, чтобы трахать меня, о чем мой отец так и не узнал. Боже упаси, чтобы нашивка Хаунда оказалась под угрозой из-за меня, маленькой сучки.
Сделав еще один глоток из бутылки, ставлю ее на стол и встречаюсь взглядом с парнем.
— Где Маус? — спрашиваю я, теряя терпение.
— Зачем он тебе? — интересуется Хаунд, убирая бутылку из зоны моей досягаемости. Я не спорю с ним. Вместо этого наблюдаю, как он выписывает чек в планшете и возвращает текилу на полку, откуда я ее стащила.
Маус — технарь, единственный из «Восставших из Ада», у кого есть талант к чему-то полезному. Он может сделать документы на новую личность и миллион долларов на оффшорном счете, и все это одним взмахом руки. Это также означает, что он может на скорую руку раздобыть копию моего водительского удостоверения, и я завтра начну работу стажера без каких-либо проблем.
Однако я не обязана Хаунду ничего объяснять.
— Можешь просто сказать, где он?
Он секунду обдумывает мой вопрос, кладет планшет на стойку и скрещивает руки на груди.
— Ты в курсе, что твой отец ищет тебя? — произносит Хаунд. — У него чуть крышу не снесло, когда я сказал, что ты сегодня устраиваешься на работу. — он делает паузу и упирается обеими руками в край стойки. Наклонившись вперед, Хаунд опускает взгляд на мой рот, и на долю секунды меня охватывает знакомое притяжение.
Может, он все-таки не придурок?
Может, это я?
Дура.
Дура, которая все еще реагирует на него, потому что одинока и несчастна.
— Почему ты не сказала отцу, что получила стажировку?
Самое плохое в том, что я вышвырнула Хаунда из своей постели и порвала связи с его членом — то есть потеряла в клубе свое единственное доверенное лицо. Быть дочерью Танка — неблагодарный труд, и иногда после занятия сексом, я говорила с Хаундом о происходящем в моей жизни. О том, чего я хотела достичь, и том, что надеялась увидеть. Не думаю, что он обращал внимание на мои откровения, но лежал тихо и не перебивал.
— Чтобы он отговорил меня? — отвечаю я со вздохом.
Хаунд качает головой. Выражение его лица становится жестким, когда он сердито прищуривается, глядя на меня.
— Ты когда-нибудь думала, что есть причина, по которой он так о тебе беспокоится? По которой тебе небезопасно разгуливать без охраны? Ради всего святого, как ты думаешь, почему он перевез тебя в клуб? — вскипает Хаунд.
