Гнев переполняет меня и прежде, чем я успеваю передумать, хватаюсь за край столешницы и копирую стойку парня.
— Я не знаю, почему он перевез меня в клуб, он ни хрена мне не рассказывает. Лишь командует, будто я какая-то маленькая марионетка… будто я собственность. И вы все относитесь ко мне одинаково. Словно «Восставшие из Ада» владеют мной!
Хаунд придвигается ко мне еще ближе, и в его глазах мелькает нечто такое, что я не могу точно определить, но моя позиция не меняется. Когда ваш отец — король, вас мало что пугает.
— Срочные новости, принцесса, ты действительно принадлежишь нам, и тот факт, что ты постоянно ведешь себя безрассудно — является еще одной проблемой, которая не нужна клубу. Особенно сейчас, когда все так…
— Хаунд! — рявкает отец позади меня. — Достаточно.
Парень стискивает зубы от раздражения, когда его взгляд скользит за мое плечо. Не говоря больше ни слова, он отступает от стойки и поднимает руки вверх, словно сдается.
— Она вся твоя, Президент. Удачи.
— Что, черт возьми, это значит? — набрасываюсь я.
— Антониа, — отрезает отец. Его бруклинский акцент звучит сильнее, чем обычно. — В кабинет. Сейчас же, — грубо приказывает он.
Прекрасно.
Если я пойду туда, то знаю, что произойдет. Он скажет уволиться с работы или найдет какой-нибудь способ контролировать меня. Танк Де Лука всегда так делает. Он не хочет причинить вреда, просто не знает другого способа.
Когда хаос и беспредел являются проклятием существования, ничего нельзя с собой поделать. Вы пытаетесь контролировать то немногое, что можете. Например, дочь. Но я устала от того, что меня контролируют. Дело не в том, чтобы бросить вызов моему отцу, а в том, чтобы стать самой собой. Может, работа в «Спроси Иду» и не мое место. Давайте будем честными, если я продержусь неделю — будет чудо. Но это шаг в правильном направлении. Подальше от клуба.
Не желая встречаться взглядом с отцом, я отодвигаюсь от стойки и поворачиваюсь к нему спиной.
— Нет, — возражаю я.
Хаунд бормочет проклятие.
Прерывисто выдыхая, я заправляю волосы за уши и делаю шаг к двери.
— Антониа, куда, черт возьми, ты собралась? — снова рявкает отец. — Я сказал…
Я останавливаюсь на полпути и, наконец, разворачиваюсь к нему лицом. Его темно-карий взор мгновенно смягчается, и на минуту я становлюсь не женщиной, которая просит своего отца отпустить ее. На одну-единственную минуту я — его маленькая девочка. Маленькая девочка, чьи волосы он заплетал в косу, когда все дети в школе смеялись над ее дикими кудрями.
— Тоня, — бормочет папа со вздохом, проводя рукой по лицу.
Не знаю, сколько раз мы будем вести один и тот же разговор. Мечтаю, чтобы кто-нибудь просто подсказал, как мне ему объяснить, чтобы он понял. Я люблю отца, но ненавижу то, что он олицетворяет, и я устала чувствовать, что застряла на месте.
Сглотнув, заставляю себя посмотреть ему в глаза.
— Это — твоя жизнь, твой выбор, и никто не может отнять его у тебя. Все, чего я прошу — дать мне шанс выбрать ту жизнь, которую люблю я. — Папа не отвечает, но в этом нет ничего нового. — Я домой, — делаю паузу, чтобы проглотить комок, застрявший в горле. — Домой, папа, где находятся все наши семейные фотографии и стоит бабушкин фарфор в шкафу.
Домой, где нет места коррупции и хаосу.
— Пожалуйста, не ходи за мной.
* * *
Наверное, не следовало выбегать из клуба, не пообщавшись с Маусом по поводу водительского удостоверения, но нет, я повела себя как маленькая девчонка и проявила эмоции. Это до меня доходит, как только я въезжаю на своем «Харлее» на подъездную дорожку и опускаю подножку.
Без удостоверения Пенелопа не сможет принять меня на работу… Похоже, вместо того чтобы сортировать завтра скрепки и стикеры, придется подавать заявление на пособие по безработице.
Чувствуя себя обескураженной, снимаю шлем и перекидываю ногу через борт байка. Роюсь в заднем кармане в поисках ключа от дома, и желудок урчит, когда я направляюсь к двери. Еще одна вещь, которую следовало сделать — остановиться, чтобы поесть. Ни я, ни папа не были дома больше месяца. Если в холодильнике что-то и есть, то, скорее всего, оно протухло.
— Кудряшка Сью.
Да ну нахрен.
Жду, когда парни со скрытыми камерами выскочат из кустов, и пригласят меня на одно из тех шоу, где предлагают денежный приз за то, что напугали до смерти.
Медленно оборачиваюсь и, конечно же, встречаюсь взглядом с Марко. Чувствую, как в мое существо закрадывается истерика, и недоверчиво качаю головой.
— Прежде чем ты продолжишь и скажешь, что я преследую тебя, клянусь, я здесь не поэтому поводу, — защищается он, и мои глаза расширяются еще больше.
Такими темпами они просто вывалятся из головы.
— Тот факт, что ты стоишь на моей лужайке перед домом, доказывает обратное. Что ты здесь делаешь, и откуда, черт возьми, ты знаешь, где я живу?
— Ну…
— Нет, — перебиваю я, поднимая руки к голове. Запускаю пальцы в кудри и делаю шаг к нему. — Не отвечай. Разумеется, ты знаешь, где я живу, и, скорее всего, знаешь мою группу крови и какого цвета нижнее белье я ношу.
Марко приподнимает бровь.
— Группу крови не знаю, но если хочешь сказать цвет своего нижнего белья, то мне вероятно, придется сначала угостить тебя ужином.
Необходимо постараться, чтобы лишить меня дара речи — ну, по крайней мере, я так думала. Очевидно, все, что нужно — чтобы коп подкрался ко мне и пригласил на ужин.
Он ведь пригласил, верно?
Я снова качаю головой, выталкивая нелепую мысль из головы.
— Послушай, у меня был тяжелый день. Правда. И я больше ничего не смогу вынести, так что, если ты здесь, чтобы выписать мне еще один штраф или, еще лучше, арестовать меня, тогда сделай это уже.
Сокращая расстояние между нами, Марко останавливается и одаривает меня улыбкой. Не знаю, что более смертоносно — его улыбка или аромат туалетной воды. Решив, что всего сейчас слишком много для меня, я делаю шаг назад. Что это за штука, о которой все говорят? Что-то о меркурии и ретроградности, мол, когда это случается, весь гребаный мир переворачивается вокруг оси. Все выходит из-под контроля. Это, по всей видимости, оно самое.
— Ретроградный меркурий, и здравствуй конец света, — бормочу я.
Марко смеется.
Забудьте про аромат.
Забудьте про улыбку.
Его смех — опаснее всего на свете.
Я так облажалась.
— Я приехал не для того, чтобы арестовывать тебя, хотя уже пожалел, что не захватил с собой наручники, — дразнит Марко. Он лезет в задний карман, и я с любопытством прищуриваюсь, когда он вытаскивает оттуда мое водительское удостоверение. У меня мгновенно подскакивает кровяное давление.
Сукин сын реально украл мои права!
Глава 5
Марко
— Вор!
Игривая ухмылка слетает с моих губ, когда Антониа бросается на меня. Инстинкты включаются прежде, чем она успевает выхватить удостоверение из моих пальцев и напасть на меня. Обхватываю свободной рукой ее запястье и прижимаю его к ее пояснице. Это движение я проделывал бесчисленное количество раз, однако обычно я обезоруживаю мужчину моего роста, а не стройную маленькую лисичку — это осознаю в ту секунду, когда она прижимается ко мне своим телом.
— Убери от меня свои руки, — шипит Антониа, глядя на меня из-под своих длинных темных ресниц. Очарованный огнем в ее глазах, я сжимаю пальцы вокруг ее запястья. Собираюсь объяснить, откуда у меня ее права и как я старался изо всех сил их найти, но мой взгляд падает на ее губы, и я теряю весь ход мыслей.
Ну, не совсем так.
Мозгу все еще удается в какой-то степени функционировать, и мне интересно, действительно ли ее губы такие мягкие, какими кажутся. Проклинаю Сорайю к чертовой матери, потому что, если бы она не забила мне голову всем этим дерьмом раньше, я бы сидел дома и смотрел игру «Янки». Вместо этого стою здесь, позволяя этой цыпочке играть в русскую рулетку с моими яйцами.
